Годы нашей жизни
Шрифт:
У штабарма, а тем более у Выдригана, большие претензии к начальнику дивизионной разведки. До сих пор положение часто спасал командир разведроты Казакевич, числившийся офицером оперативного отделения. Нужно все ставить на свои места.
В марте 1944 года начальником разведки 76-й дивизии назначили Казакевича.
Разведчики Казакевича обнаружили сначала появление танкового полка «Великая Германия», а потом всей дивизии СС «Викинг», переброску из-под Могилева 342-й пехотной дивизии генерала Никкеля, которая, начиная с 19 апреля, в течение двух суток
Почти каждую ночь разведчики брали свежего «языка», и в разведсводках 76-й дивизии за 24–25 апреля упорно повторяется: «В ближайшее время нужно ожидать наступления противника на участке дивизии».
Кто знал тогда, что автору этих разведсводок, которые пишутся под Ковелем, вскоре суждено стать автором широкоизвестных книг о войне?!
…Всю последнюю неделю апреля Захар Петрович был нездоров. Мучила лихорадка. Прыгала температура. Укрытый одеялами, он лежал на нарах в блиндаже, глотал таблетки и о лечении в госпитале не желал даже слышать. Всем штабным было велено помалкивать о его болезни. Как только комдиву становилось легче, он занимался делами, вызывал людей, разговаривал с полками, и голос его звучал тверже обычного.
В ночь на 27 апреля, часов в пять, он проснулся, услыхав сильную артиллерийскую канонаду. Ему доложили, что немцы обстреливают весь передний край.
Выдриган, позабыв о болезни и температуре, быстро оделся, глотнул холодного чаю из кружки и немедленно уехал на КП.
Началось наступление, которое противник подготовил, расписал и расчертил с немецкой тщательностью.
В шесть тридцать над позициями дивизии появилось пятьдесят самолетов. Земля дрожала. Двинулись танки с паучьими крестами…
Самое ожесточенное сражение разыгралось под деревней Ружин. Выдриган, чей командный пункт в течение этого апрельского дня не раз приходилось защищать от наседавших немецких автоматчиков, знал, что силы дивизии на пределе.
Понесены большие потери. Комдиву то и дело сообщали:
— Тяжело ранен командир 216-го полка Левитин.
— Убит Уткин, начальник политотдела дивизии.
— Ранен Казакевич.
С начальником разведки, все время находившимся в боевых порядках, полковник в течение дня несколько раз разговаривал по телефону.
Казакевича ранило в ногу пулей навылет. Это произошло в то время, когда полк отражал атаку танков.
Товарищи сделали Казакевичу перевязку. Он подхватил какую-то палку и, опираясь на нее, пробрался в траншею.
Полк устоял перед танками. Однако фронт правого соседа дивизии еще с утра был прорван, и Выдриган получил приказ отойти за реку Турию.
Отвести части без потерь — тоже искусство. Как говорил Захар Петрович, не падать духом, отступая, так же важно, как не зарываться при успехе. И он с ходу занялся организацией обороны дивизии на восточном берегу реки Турии.
Ни температуры, ни озноба, ни головной боли весь этот тяжелый день он не чувствовал. Болезнь как рукой сняло.
Тем временем на новый КП Выдригана приковылял начальник разведки, готовый тут же взяться за выполнение поручений комдива. Выдриган, глянув на его ногу, спросил:
— Ты почему здесь?
Казакевич попробовал что-то возразить. Но тут же услыхал:
— Товарищ капитан…
Этот официальный переход обычно означал, что ни о каких возражениях не может быть и речи.
Комдив распорядился немедленно отвезти начальника разведки в медсанбат. Его забрали в госпиталь, но он каждый день рвался в свою дивизию. Только угроза отправить в тыл подействовала на Казакевича отрезвляюще.
Наконец 22 мая 1944 года капитан записал:
«Я вышел из госпиталя и вернулся к выполнению своих прежних обязанностей. Хожу пока с палочкой, но раны уже почти совсем зажили. Чувствую себя хорошо».
И еще через несколько дней:
«4 июня 1944 года.
…Сегодня уже ездил верхом. Все зажило, как на хорошей собаке».
Впереди за рекой был Ковель.
В июне и в июле дивизия вела усиленную боевую разведку и активные действия, которые в сводках назывались «бои местного значения», хотя день ото дня они принимали все более значительные масштабы.
Во время этих боев Казакевич вступил в члены партии, комдив дал ему рекомендацию. А в боевой характеристике штаба о капитане Казакевиче сказано: «…хорошо организовал разведслужбу… Большую часть времени находился в боевых порядках частей, организуя разведку и лично участвуя в ней…»
Фашисты заминировали весь город и создали много узлов обороны.
Пятого июля дивизия с боем форсировала реку Турию. Передовые части встретили восход солнца уже на западном берегу. В шесть ноль-ноль они ворвались на окраину Ковеля. И здесь, как во всем городе, дома были разрушены.
Весь выжжен, взрыт, весь взорван и распорот,
Зияющий и страшный, как провал,
Открылся предо мною этот город,
Который путь к Варшаве прикрывал.
Города нет, но огонь такой сильный, словно его ведут из всех обгоревших коробок, из-за почерневших стен.
Захар Петрович переправился вместе со штурмовыми батальонами, и его НП уже был на западном берегу. И здесь, возле дамбы, Батю ранило осколком снаряда в голову.
Выдриган упал. К нему бросились Казакевич, офицер Назаров. Из раны текла кровь, и струйки ее ползли по морщинам лица, ставшего восковым, крупные капли падали с усов.
— Комдив ранен! — закричали связные.
— Спокойно, без паники, — произнес Выдриган. Он бодрился. — Пули и осколки чинов не разбирают…
Кто-то побежал за военфельдшером.
Над дамбой рвались снаряды.
— Плащ-палатку! — крикнул Казакевич, и вместе с офицером Назаровым они понесли комдива по узким траншеям. Полковник потерял сознание…