Годы оккупации
Шрифт:
Эксперименты, которыми на наших глазах занимается искусство, в конечном счете, по-видимому, направлены на то, чтобы нащупать новое, стабильное соотношение между сознательным и бессознательным.
Чтение: трехтомное сочинение Густава Германа Клетке «Африка», собрание рассказов о путешествиях. В нем есть хорошие замечания об исламе.
«Когда Барт в числе других европейских институтов рассказал шейху о том, что у христиан принято страховать свое имущество на море и на суше, включая даже будущий урожай да и собственную жизнь, тот не мог не согласиться, что для земных забот это умная мера предосторожности. Но как верующий
Продолжал Ривароля. Порой у меня возникает такое впечатление, что все беды нашего времени начались с казни Людовика XVI. Такое можно часто обнаружить в истории: публичная жертва, которая, словно выступив из часов судьбы, выводит за собой остальную вереницу. Так смерть графа Гельфенштейна предшествовала крестьянской войне, принесшей Германии ужасные бедствия, и так убийство габсбургской четы повлекло за собой Первую мировую войну. В нашем мрачном мире такая кровь подобна жертвенному возлиянию, на которое жадно слетается сонм духов мщения.
1789 год представляет собой один из главных поворотных пунктов. Будущие археологи могут обозначить его как конец «Среднего царства». Что скажет по этому поводу великая бухгалтерия? Не окажется ли в конце концов, что рост свободы отмечен для французов в графе убытков. Даже немецкий национализм времен Освободительных войн формировался по тем же моделям, по которым впоследствии развивалась русская революция. Ростки большевизма поднялись, оплетая ствол якобинства, опираясь на него как опосредованно через Гегеля, так и непосредственно. Один из их военных кораблей называется «Марат». Никто бы и не подумал, что этот кровопийца может оказаться в почете не только в узких анархистских кругах. Но нас ждут еще другие сюрпризы.
Ad notam,(К заметке (лат.)) написанной в аувальдской хижине от 7 апреля 1940 года:
В сосудах масло кажется мутным, непрозрачным, тусклым. Но если его капля попадет на мостовую, то на влажной поверхности растекается дивная палитра красок. По сравнению с ней все другие краски кажутся грубыми и плотскими. Такую игру можно видеть на тончайших пленках, переходящих в Ничто. Материя показывает, что она приблизилась к состоянию тайны и готова в него перейти.
То же самое возможно и со временем: там, где темное течение становится прозрачным, где от него остается лишь угасающее мерцание, наложенное на основу вечности. Там доли секунды могут равняться тысячелетиям.
Если разрезать время на тонкие слои, то содержание видится неподвижным, как на моментальной фотографии. С применением бесконечно более тонких методов мы были бы поражены новой неожиданностью. Содержание в каждом слое стало бы еще более застывшим, но его форма, различия отдельных слоев исчезли бы из поля зрения, и мы увидели бы монады времени. Мы приблизились бы к источнику иллюзий. Сюда относится сон Магомета.
Неожиданно приехал Фридрих Гилыпер, в котором я отметил прежнюю уверенность, хотя и с новым оттенком. Он утратил жилище, мебель, переписку, библиотеку, но рукописи его жена сумела сберечь: они в Марбурге, где он сейчас поселился.
После 20 июля он был арестован и брошен в Моабитскую тюрьму. Там во время допроса, который у них не заладился, его отвели в подвал, чтобы допросить хорошенько, то есть чтобы избить плетью, избиение продолжалось час. Один палач бил его, другой зачитывал пункты опросного листа и записывал ответы. Оба при этом курили сигареты. Бого считает, что самой трудной была молниеносная прикидка комбинаций, которая требовалась в ходе этого процесса: во-первых, для того чтобы не впасть в противоречие, а во-вторых, чтобы не путать имена, еще не всплывавшие в ходе следствия.
Когда его выпускали из тюрьмы, он еще раз встретился со своими палачами: эти двое служили в регистратуре — два чиновника, ведающие документацией, каких можно видеть в любом учреждении.
Окончил: Хронику рода Циммернов. [125] Она принадлежит к тем книгам, которые можно перечитывать ежегодно.
В одной из первых глав упоминается чистилище святого Патрика. Оно находится в одной пещере в Ирландии, где можно видеть мучения грешников. Туда отправился супруг некоей Анны фон Циммерн, Ганс фон Герольсэк. Вернувшись оттуда, он потом всю жизнь оставался печальным и тихим, мало говорил и вскоре после того умер.
125
«Хроника рода Циммернов» — история семьи швабского графа фон Циммерна (1564–1566), составленная графом Тробеном Кристофером фон Циммерном (умер в 1567 г.) и его секретарем Хансом Мюллером. В языковом отношении текст грубоват и прямолинеен, но весьма богат точными наблюдениями из народной жизни. Издавалось в 1869 и 1931 гг., оба раза в 4-х томах.
Подобное можно услышать и сегодня про людей, которым пришлось несколько дней провести в заключении в нехорошем месте и которые затем, воротившись, умирают или кончают самоубийством. Есть такие аспекты инфернального, от которых у человека мутится разум и гаснут жизненные силы, с ним тогда случается то же, что с человеком, заглянувшим на нехорошую кухню, после чего он отставляет от себя тарелку.
Хризантемы цветут назло дождям и туману. Пополудни я был в саду и ворошил компост. Удивительно, какая четкая аура сознания окружает столь простое занятие, как бросание рыхлой земли. Ее сопровождают представления из многих дисциплин. Ум выстраивает наглядную картину тонких особенностей ее химических, механических процессов, ее биологии. Неужели поэтому мы сильнее былых садовников? Во всяком случае, я думаю, что мы не слабее их. Это наш стиль.
Задача автора в той мере, в какой она имеет смысл для других, состоит в создании духовной родины, духовной среды обитания. Это может быть скромная ниша с каким-то изображением, скамейка у ворот, сельский домик, дворец, но может быть и лесной простор, и горные цепи или космическое пространство. Поэзия овладевает миром гораздо более глубоко, и власть ее долговечнее всякой науки, всякой политики. Она и по сей день вводит нас в стены Трои, во дворец Агамемнона. Подобно тому, как от героя зависит безопасность места, в котором обосновался человек, его пригодность для проживания, так от поэта зависит придать ему узнаваемость, чтобы люди его запомнили: чтобы оно стало для них родным.
Поэты дарят нам большое жилье, большой кров. Поэтому там, где поэтов нет, тотчас же наступает царство ужасного запустения. Эти селения еще пригодны для обитания, однако они становятся неприютными, неосмысленными, внутренне неопознанными.
Спускаясь все ниже. О жертвах прошедших лет, в каких бы страшных застенках не угасла их жизнь, всеж-таки вспоминали по другую сторону земного шара с любовью и состраданием. У них нашлись заступники. Но за тех бесчисленных и безымянных страдальцев, которые ныне претерпевают то же самое, никто не замолвил слово. Они испускают последний вздох в ужасающем одиночестве. А там, куда вопреки всем попыткам утаивания, все же долетают отзвуки их страданий, они воспринимаются с демоническим чувством удовлетворения.