Годы оккупации
Шрифт:
Я завел у себя целую коллекцию подобных курьезов. Однако не следует думать о людях самое плохое; я готов предположить, что в роли махаона выступил ловкий издатель. Такие раны нужно посыпать ржавчиной от стрелы, которая их нанесла. Это испытанный рецепт.
Чтение: Сартр, «Le sursis». Пугает не столько само это явление, сколько его популярность.
Описание разложения у Золя еще было привязано к определенным местам — таким, как, например, мясные ряды, бордели, рынки. У Селина [155] и Сартра [156] оно пронизывает
155
Селин Луи Фердинанд (1894–1961) — французский писатель. Описывал страх и ужас современного «сумеречного» существования в романах «Путешествие на край ночи» (1932), «Смерть в кредит» (1936). Был сторонником нацизма, культа силы, антисемитизма. Его творчеству характерно откровенное до цинизма («лиризм гнусности») выражение ненависти к современному человеку, жалкому и страдающему ничтожеству, озабоченному лишь «скотским» самовоспроизведением, восприятие жизни как изначальной агонии в романах «Марионетки» (1944), «Феерия для иного случая» (1952), «Север» (1954, опубликован в 1960); автобиографическая хроника «Из замка в замок» (1957). После войны бежал в Данию, заочно был осужден за коллаборационизм во Франции, обвинение было снято в 1951 г.
156
Роман Сартра «Отсрочка» («Le sursis») (1945) — часть незавершенной трилогии «Дороги свободы», куда входили романы «Возмужание» (L'^age de raison), 1945 г., «Отсрочка» («Le sursis») и «Смерть в душе» (La mort dans l'^ame), 1949 г.
Поразительно, как он владеет диалогом во всей его аутентичной ничтожности. Будущий читатель, если только ему интересно будет об этом читать, сможет в точности узнать из его книг, как разговаривали в барах, в кафе, в подземке. Ничтожное становится здесь артистичным. Вот такой фокус — передать фразы таким образом, что перестаешь воспринимать их как написанные или напечатанные. Записи в стиле фонографа.
При чтении этих романов возникает впечатление, будто ты рассматриваешь общество в отражении мутного зеркала. Еда и питье, телесность мужчин и женщин, даже идеи — все делается пресно, все овеяно дыханием смерти. Настроение как в концентрационном лагере без колючей проволоки.
Книжки, которые не перечитываются.
Все еще мороз. Торф — не очень согревающее топливо. Работая, я придвигаюсь поближе к большой печке. Сейчас я на лунном Кавказе.
Иногда по дороге с юга в Гамбург заглядывает Карло Шмид. Дорога проходит вплотную к саду. Глядя на людей такого склада, как он и Шумахер, можно при некотором оптимизме представить себе, что в будущем у нас появятся такие условия, какие были в Англии в ее лучшие времена, когда сильная левая партия и сильная правая поочередно сменяли друг друга к вящему благу целого. В конце концов люди же работают двумя руками, шагают тоже не одной ногой. Но, возможно, эта способность уже и там давно отошла в область истории.
Отправляюсь в лес при скрипучем морозе. На обратном пути встречаю молодого Гауштейна возле его мастерской; он радостно машет мне, чтобы я зашел. Он подстрелил на торфяном болоте дикого кабана; эти животные сильно размножились. На выскобленном добела столе красуется спинка, рядом хлеб и масло; мы рьяно принимаемся за угощение. Еда — барская, нежная передняя часть спинки подсвинка, едва нагулявшего шестьдесят фунтов веса. Хлеб и масло тоже превосходные, домашнего приготовления. Мне невольно вспоминается замок Анэ, принадлежавший Диане де Пуатье, где я видел прекрасную картину, на которой была изображена богиня Луны с обнаженной грудью. В столовой над камином я увидел там гордую надпись: «На этом столе не бывает покупных блюд».
Шнапс
Ты и знать не знаешь, /Резвая косуля,/ Что найдется на тебя браконьер /И вмиг похитит твое сердце.
Я и не заметил, как пролетело пять часов. Наконец, настало время, когда пора все-таки собираться восвояси; славный был вечерок. На дворе давно уже стемнело; я чувствую, как напиток начинает на меня действовать. На лужайке развешено белье; оно промерзло насквозь и звенит на ветру.
В прихожей меня встречает моя хозяйка: «Это опять что за шутки? Ты же знал, что к нам собирался заехать Карло Шмид».
Верно! А я и забыл. К счастью, уже поздно; как видно, он проехал мимо. Я иду в библиотеку, укладываюсь на двух креслах, как в ванне; она приносит мне кофе. Я задремал, мне что-то там снится, пока через какой-то неопределенный промежуток времени я вдруг не улавливаю обрывки разговора:
— Господин профессор, вы уж меня извините, но я не могу предъявить вам моего мужа.
Затем она описывает, как сложились обстоятельства. Но гость не соглашается отступить; я слышу, как он гудит:
— О, это даже очень симпатично. И с этим он входит ко мне.
Хозяйка принимается спасать положение и крутится за троих. Ей приходит в голову замечательная мысль достать непочатую бутылочку нашего эликсира и выставить ее перед гостем, который тут же и отведал напитка, она приносит свежесваренного кофе, приготавливает на кухне закуску. Иногда она заходит к нам, как режиссер, чтобы поприсутствовать при одном явлении, и я замечаю, что ее лицо заметно просветлело. Как видно, она приятно удивлена неожиданным всплеском моих подспудных возможностей. Гость тоже развернулся на диво, и таким образом бурлескный вечерок завершается веселой ночкой.
Экскурсия в лес в районе лужайки Винкельвизе. Хотя небо было безоблачно и день стоял теплый, воздух показался мне еще неживым. В этом был виноват восточный ветер. На ярком солнце еще голые деревья стояли с каким-то выжидательным выражением; они тянулись вверх, словно гладкие колонны храма, в котором все замерло в ожидании голоса, который произнесет: «Воскресе». В этом не было никакого сомнения.
Мысль, пришедшая в лесу: Бесчисленное множество миров и бесчисленное множество явлений в каждом из них живут за счет субстанции, но они ее почти не изводят. Бытие всегда остается тем же, сколько бы явлений от него не ответвлялось. Пускай прибавятся еще мириады миров к уже существующим, это значило бы не более того, как если бы установили новые зеркала.
Затем в глиняном карьере Альтвармбюхена; я повстречал там одного учителя из телькампфской школы, который воспользовался воскресным днем, чтобы отправиться с одним учеником на поиски аммонитов, так как старая коллекция погибла во время больших пожаров. «Нехватает самых простых вещей, но что поделаешь, надо начинать все сызнова». От этой встречи у меня опять осталось такое впечатление, что сейчас немцы ведут себя гораздо реалистичнее, чем это было после Первой мировой войны.
<