Годы привередливые. Записки геронтолога
Шрифт:
В очередную поездку на стройки мне удалось вырваться лишь в 1970 году. В 1968 году мы с Леной оканчивали институт, распределялись, родилась наша дочь Маша, пришлось летом поехать в Кишинев, где тогда жили родители жены. На следующий год почему-то тоже не смог поехать. Весной 1970 года мне позвонил Володя Сивков и сказал, что нужен врач в отряд ЛЭТИ, который собрался ехать на Дальний Восток, в Хабаровский край. Я пришел на собрание отряда в старом корпусе ЛЭТИ на углу ул. Профессора Попова и Аптекарского проспекта, где встретил старых знакомых по Ладоге, а также друзей Гриши Черницкого – Леню Осиновского, Толю Павленко, Володю Вашкелиса и еще нескольких, в том числе из «Ладоги-4». По какой-то причине отряд, в котором, как в обычном ССО, было человек 50, разделился на две части и работал в двух местах, став двумя совершенно независимыми отрядами. Да еще мне пришлось задержаться в Ленинграде и вылететь на неделю позже – отпуск начинался позже даты вылета. Поездом туда ехать было немыслимо – целую неделю, поэтому нужно было лететь до
Итак, я прилетаю в родной мне Хабаровск (все-таки жил там с 1955 по 1960 год), нахожу, согласно полученным от Сивкова инструкциям, здание Крайрыболовпотребсоюза, договор с которым заключил наш отряд, бывший первым ленинградским отрядом в составе Хабаровского краевого ССО. Отряд носил смешное имя «Золотая рыбка», что вызывало зубную боль у краевого комсомольского начальства, терпевшего её только из уважения к гостям-ленинградцам, что было для них престижно. Отряд, как они знали, состоял почти целиком из «ветеранов», бывших на стройках по три-пять раз, а для Хабаровска студенческие строительные отряды были еще в новинку. В моде были названия отрядов «Буревестник», «Спартак», «Вымпел», «Амур», «Уссури», больше напоминавшие названия пионерских лагерей или спортивных клубов. Но командир нашего отряда Володя Вашкелис – мастер спорта по дзюдо и самбо, ростом под два метра и с обаятельнейшей улыбкой – ласково объяснил краевому руководству ССО, что ничего предосудительного в названии «Золотая рыбка» нет. Ведь у Александра Сергеевича Пушкина она исполняла любые желания вздорной старухи, а наш отряд опытных строителей выполнит самые сложные задания краевого штаба ССО.
Володя меня встретил в конторе Крайрыболовпотребсоюза, где он оформлял бумаги и согласовывал проекты. Мы сели в какой-то рыдван и поехали по трассе Хабаровск – Владивосток, мимо сопок, поросших могучими деревьями, полей, иногда полностью заросших оранжевыми или красными дикими саранками. Володя по дороге рассказал мне, что в городке Вяземский на берегу Уссури отряд начал строительство картофелехранилища для заготконторы. Жили там же, на территории конторы, под навесами, посреди которых располагались огромные, несколько метров в диаметре и высотой тоже в несколько метро, бочки для квашения капусты. В них, пока капуста еще не поспела, была залита вода, чтобы бочки не рассохлись. Бочки с водой были прекрасным местом для размножения огромных комаров, которых Володя назвал «фантомами», по названию реактивных американских истребителей, потому что когда этот комар заходил на тебя, то это напоминало атаку «Фантома». Напомню, что в те годы шла война во Вьетнаме… Несколько часов дороги (до Вяземского было около трёхсот километров) пролетели быстро.
Мы въехали на территорию заготконторы, пришли на объект, где уже был закончен фундамент, а вокруг были сложены большие штабеля силикатного кирпича, из которого нам предстояло возводить овощехранилище. Толик Павленко, которого я помнил еще по «Ладоге» 1967 года – он был в отряде, где врачом была Элла Черницкая, – спросил меня, умею ли я «ложить кирпич». (Именно «ложить» – так говорили профессиональные каменщики с ударением на первом слоге, а не «класть», как говорят не смыслящие в строительном деле дилетанты.) За все предыдущие мои стройки мне приходилось иметь дело главным образом с бутовым камнем, из кирпича на целине строили мало и редко. Но я самонадеянно заявил, что «ложить» умею, дело нехитрое, и мы с Толиком начали ставить маячки, натянули бечевку, завели первый угол. Толик тоже не имел опыта работы с кирпичом, но мы решительно взялись за дело, лихо бросая кирпичи на раствор. Стена быстро росла, и мы собой очень гордились. Но когда через несколько дней приехал местный прораб, то он пришел в ужас от вида нашей стены. Ряды кирпичей «гуляли» по высоте, швы местами были плохо заполнены раствором, расшивки швов никакой не было, а местами стена в два с половиной кирпича просвечивала насквозь. А что, заявили мы, не жилой же дом или дворец советов возводим, для картошки и так сойдет. Главное – это сколько мы кубов уже уложили. Хотя потом наша кладка стала почти приличной, погоня за кубатурой вышла нам боком – здание пришлось потом штукатурить, что не предусматривалось проектом и сметой. Стоимость штукатурки вычли из нашей зарплаты.
Поварихой в отряде была жена Володи Вашкелиса Люба, готовила она хорошо, но с продуктами в те времена было очень плохо. Приходилось довольствоваться макаронами, «кирзой» – сиреневого вида кашей из перловки, кильками и подозрительного вида тушенкой. За три недели мы поставили стены, сделали бетонные полы и отмостку и переехали в городок Бикин, что на слиянии реки Бикин с Уссури. На другом берегу Уссури был Китай, к берегу подходить было нельзя – погранзона. Но по реке свободно плавали джонки китайцев. Под жилье нам отвели какой-то полуразвалившийся большой дом в центре Бикина, принадлежавший когда-то, как нам сказали, местному казачьему атаману. Мы пошли осматривать городок, куда ссылали бендеровцев и других врагов народа. Зашли в магазин. В винном отделе необъятных размеров тетка черпаком доставала из 40-литрового молочного бидона вино и через алюминиевую воронку наливала покупателям какое-то пойло в принесенную с собой стеклотару. На этикетке в витрине мы с изумлением прочитали: БАРМАТУХА («Агдам») – 1 руб. 60 коп./литр.
– Тетка, продай этикетку, – попросил продавщицу Эдик Павлюк.
– Не продам, – отрезала она. – Дефицит!
В Бикине нам предстояло возвести из красного кирпича склад довольно внушительных размеров – высотой с трехэтажный дом, длиной метров шестьдесят и шириной метров двадцать. Но сначала нужно было разобрать стоявший на месте будущего склада огромный амбар дореволюционной постройки из потемневших от времени бревен. Прораб показал нам объект разборки и, сказав, что работы здесь нам не меньше чем на недели полторы, уехал в Хабаровск. Пораскинув инженерными мозгами, мои товарищи пригнали два трактора (благо водка у нас еще была в запасе), привязали тросы к двум углам амбара, тракторы поднатужились, и амбар рухнул, подняв огромное облако пыли. Когда через пару дней прораб вернулся, мы сидели на аккуратно сложенных останках амбара и спросили его, долго ли ждать обещанный экскаватор для рытья фундамента. «Как вы это сделали?» – в полном изумлении спросил прораб. «Немного напряглись, вот и сделали». Наутро привезли на трейлере экскаватор. Управлял им замечательный мастер Леха, который мог поднять ковшом спичечный коробок, не повредив его и не набрав земли. Когда на косогоре он рыл ямы под фундаментные блоки, то ему было достаточно дать отметки глубины на верхней и нижней точках. Все промежуточные он делал на глазок. Нам приходилось лишь подчищать лопатами неровности дна – глубина была идеальная. К сожалению, Леха страдал распространенной российской болезнью – был запойным, и тогда уже неделю от него нельзя было ничего добиться. Зная это, мы прятали от него все спиртное, не выпускали с объекта. И жил он с нами в одном доме. Но однажды Сергей Федин ходил по дому, где мы жили, и спрашивал, не видел ли кто его пузырек в оплетке с польским одеколоном. Никто не видел, лишь Леха что-то бубнил под нос, похожее на «я – пульверизатор». Так мы поняли, куда исчез фединский одеколон.
Фундамент сделали быстро и начали кладку. Неожиданно на объекте появился прораб и с ним бригада каменщиков во главе с китайцем Ваном. Они несколько дней поработали с нами, обучая премудростям кирпичной кладки. И лишь когда убедились, что мы хорошо усвоили их уроки, внезапно исчезли. Так что, если навыками обращения с диким камнем я обязан специалисту из солнечной Армении, то кирпичному делу меня обучал мастер из Поднебесной. Интернационал!
Однажды, как раз 1 августа – в День строителя, праздновавшийся студенческими строительными отрядами как свой собственный, – на объект приехало краевое начальство – комиссар краевого ССО, который привез журналиста местной газеты и агитбригаду, состоявшую из студентов медицинского института. Журналист должен был написать в районной газете о доблестном труде ленинградцев. Он взял интервью у Володи Вашкелиса и спросил, с кем еще можно поговорить. «А с любым! Вот, например, с доктором», – ответил Володя, указав на меня.
– А, эскалоп! – радостно сказал, видимо, желая показать свою образованность, журналист, перепутав эскулапа с эскалопом и вызвав гомерический хохот моих друзей.
Осмотрев объект, высокое начальство сказало, что оно привезло агитбригаду. Агитбригада порадует своими песнями дорогих гостей, прилетевших из города трех революций Ленинграда помочь дальневосточным студентам строить светлое будущее на берегах Амура и его главного притока Уссури. Несколько славных мальчиков и девочек, вооруженных двумя гитарами, выстроились перед нами и запели «Главное, ребята, сердцем не стареть!» Затем они спели нам про голубую тайгу и еще что-то из замечательных произведений семейного творческого коллектива, состоящего из композитора Александры Пахмутовой и поэта Николая Добронравова.
«Ребятки, спасибо, – ласковым голосом обратился к ансамблю Володя Сивков. – Скажите, вы который раз на стройку приехали?» – «Первый», – ответили певцы и певуньи. «Ну, в таком случае, вам нужно устроить „крещение”, поскольку в составе „Золотой рыбки” нет никого, кто бывал меньше трех раз на стройках». Он достал свою трубу, на которой сыграл «зарю», и объяснил, из чего состоит процедура. Не помню уже всех деталей, но было очень смешно и не обидно. Например, разделив гостей на две группы, Володя дал им кувалду, два деревянных кола и велел каждому из команды по очереди сделать по удару – кто глубже загонит кол в землю. Когда же победитель выявился, Володя сказал, что это промежуточный победитель, а окончательным будет тот, кто быстрее вытащит кол из земли.
Наконец, навеселившись, мы предложили агитбригаде и комиссару, если они не спешат, послушать наши песни. У нас была одна гитара, две еще были у ансамбля, мы попросили их и запели. Пели песни Окуджавы, Визбора, Городницкого, Высоцкого, Полоскина, Вихорева, Кукина, Клячкина, Ады Якушевой и Новеллы Матвеевой, замечательные песни неизвестных мне лэтишников, но хорошо мне известные (до сих пор помню многие из них). В нашей «команде» многие играли на гитаре и почти все хорошо пели, причем у каждого песни были свои «коронные» и любимые. Лидерство передавалось от одного к другому, остальные же подпевали, раскладывая мелодию на голоса. Студенты и начальство сидели притихшие, в каком-то оцепенении, наверное, испытав потрясение, которое было у меня, когда на своей первой целине я услышал эти песни в исполнении геологов, как-то приехавших к нам на ночлег. Видимо, слишком велика наша страна, и песни, которые мы пели, еще не преодолели почти десять тысяч километров от Ленинграда до города Бикин на далекой Уссури. Незаметно и как-то быстро спустилась ночь, мы зажгли костер, а студенты просили: «Ещё, ещё…»