Годы прострации
Шрифт:
Кивком головы она указала на большой рисунок красками, висевший на задней стене: две весьма схематичные фигуры лежали плашмя на чем-то вроде травы; на одной фигуре были очки, другая, с красным ртом и в туфлях на шпильках, держала в руках бутылку. Мисс Натт подписала картину (под диктовку Грейси): «Мои мамочка и папочка пьют много водки, все время лежат и кричат на меня».
Я взглянул на соседнюю картину, нарисованную Абигайль Стоун. Надпись гласила: «Всей семьей мы ездили на Алтонские башни и устроили там пикник. В машине мы пели».
— Уверяю вас, мисс Натт, —
— Ну, она его наверняка где-то слышала, и ей определенно известно, как проявляется неумеренное потребление алкоголя. Она — единственный ребенок в классе, нарисовавший родителей в горизонтальном положении. А вчера, — продолжила учительница, — Грейси явилась в школу в каких-то обносках.
Прокурорские нотки в ее голосе меня ничуть не насторожили.
— Это был наряд Золушки, мисс Натт, — объяснил я. — Догадайся вы вывернуть его наизнанку, получилось бы бальное платье.
— Впредь, — поджала губы мисс Натт, — если на Грейси не будет школьной формы, ее не допустят к занятиям. До сих пор мы были к ней чересчур снисходительны, но этому нужно положить конец.
Из школы я вышел в тоскливом настроении и, сопротивляясь ветру, двинул к «Медведю». Я собирался выпить стаканчик и тут же уйти, но Тони и Венди Уэллбек так настойчиво зазывали меня к своему столику, что пришлось подсесть к ним.
— Насчет шаров… — пробормотал я.
— Да забудьте вы про шары, — замахал руками Тони. — Что было, то прошло. Сегодня у Венди день рождения — что будете пить?
Не знаю почему, но у меня вырвалось:
— Водку.
Тони направился к бару, а Венди сказала:
— Я рада, что мы с вами здесь встретились. Не будете ли вы так любезны прочесть то, что я написала. Вы ведь почти профессиональный писатель, правда?
С тяжким предчувствием я наблюдал, как она достает из своей вместительной сумки папку с рукописью, отпечатанной на машинке, и сует ее мне. Я прочел название — «Первоцвет и щеночки» — и первые несколько предложений.
У меня было счастливое детство. В доме, где я родилась, не стихал смех. Отец держал нас в строгости, но сердце у него было чистое золото. А мама так заразительно улыбалась, и ее нежные руки были все время чем-то заняты.
Вздохнув про себя, я закрыл папку. Я подозревал, что, если доберусь до первоцветов и щенков, меня стошнит.
— Мне так понравилось сочинять, — поделилась своей радостью Венди. — Прочтите мое произведение, прошу вас, и скажите, что вы о нем думаете, ладно?
— Ладно, — промямлил я.
— Но поклянитесь, что скажете мне чистую правду. — Венди погрозила пальцем. — Вы должны быть безжалостно откровенны.
Вернулся Тони с водкой — кажется, с тройной порцией в фирменном бокале «Смирнофф». Только я сделал первый глоток, как в бар вошла мисс Натт с коллегами. Проходя мимо нашего столика, она бросила цепкий взгляд на меня и мой стакан.
Георгина была уже дома, когда я вернулся. Сидела в темноте и слушала Леонарда Коэна.
Дорогой Адриан,
«Шоу Джереми Кайла» показывают завтра утром, поэтому я попросила Дуги Хорсфилда подбросить тебя до больницы.
Пятница, 7 декабря
Дуги приехал слишком рано, что, по-моему, наглость с его стороны. Он сидел в машине с включенным двигателем, пока я принимал душ, одевался и сражался с Грейси, натягивая на нее школьную форму.
Когда я сел в такси, Дуги первым делом сказал:
— Отвезу вас — и сразу домой, хочу посмотреть это шоу Кайла. Моя супружница позвала кое-кого из соседей, будем глядеть вместе.
Салли заметила мою нервозность, и я признался ей, что сегодня утром мои родители, сестра и бывший любовник матери появятся на «Шоу Джереми Кайла». Я ожидал, что она ужаснется, но она воскликнула:
— Обожаю вашу маму!
Мы что, больше не нуждаемся в частной жизни? Было время, когда люди не болтали о своих проблемах с кем ни попадя.
Растянувшись на высокой койке с оголенным низом живота, я подумал, что готов остаться здесь навсегда. Вся моя энергия куда-то испарилась. После процедуры Салли пришлось помочь мне слезть с кушетки. Она отвела меня в коридор, усадила в кресло. Через полчаса мне стало немного лучше, и я потащился на работу. В витрине магазина «Сони» я увидел родителей на огромном телеэкране. Мать выглядела чрезвычайно гламурно, отец в инвалидной коляске казался бесконечно жалким. Лукас и Рози сидели рядом, держась за руки. Лицо отца показали крупным планом, когда одна-единственная слеза потекла по его левой щеке. Оросив усы, слеза исчезла.
Ноги сами понесли меня в магазин в отдел телевизоров. Я оказался среди сотни экранов, и каждый показывал «Шоу Джереми Кайла». Ко мне приблизился продавец. Судя по бэджику, его звали Мухаммед Анвар.
— Все в порядке, сэр? — тихо спросил он.
— Собираюсь приобрести пятидесятидюймовый плазменный телевизор, — соврал я.
Продавец подвел меня к гигантскому экрану:
— В первый год вы ничего не платите…
— Хотелось бы проверить качество звука, — перебил я.
Вынув из кармана пульт, он включил звук.
— Ты лгала мне все эти годы, мама! — кричала на экране Рози.
— Так, Полин, — рычал отец, — а откуда мне знать, мой ли сын Адриан?
Джереми Кайл проворно обернулся к матери:
— Адриан — это ваш сын, Полин?
Мать кивнула.
— Я хочу, чтобы его проверили на ДНК, — бушевал отец. — Мне нужно знать, мой ли он!
— Полин, вы уверены, что Адриан рожден от Джорджа? — допытывался Джереми.
— На семьдесят процентов, — фыркнула мать.
— На семьдесят! — воскликнул я. — И только?