Годы в белом халате
Шрифт:
Поднимаю одеяло на одной из коек. Простыню и наволочку хоть выжимай! Влажность в помещении зашкаливает. Подхожу к висящему на стене гигрометру-психрометру. Тот сходит с ума. А в журнале учёта влажности – всё в норме. Начинаю медленно закипать.
– И давно у вас так? – спрашиваю у дежурного.
Молчит. Глаза на меня пучит. Боится, что по шапке получит. Не от меня, так от командира. Ну что взять с солдата?
Прихожу к командиру подразделения.
Так и так – в казарме крыша течёт, поэтому и заболеваемость среди личного состава. Рекомендую крышу починить.
Командира я застал в парке, поэтому он сразу кричать начал и могучим волосатым кулаком по броне танка стучать.
– Да ты, доктор, совсем о…ел! Ты мне подготовку личного состава срываешь! Какое расселение? Какой ремонт?
А бойцы всё болеют.
Делать нечего, пошёл я к начальнику командира подразделения. Тот принял меня в своём кабинете, поэтому тоже начал кричать. И могучим волосатым кулаком стучать по полированной столешнице стола советского производства.
– Вы в своей СЭЛке от действительности оторвались! Как я тебе посреди зимы ремонт буду проводить?
А больных всё больше.
Я набрался наглости и пошёл к самому главному.
У главного были полковничьи погоны и мечта о генеральских лампасах, поэтому кулаком стучать он не стал. Презрительно посмотрел на меня и спросил:
– Ты чего, летёха, хочешь мне весь план учебной подготовки сорвать?
– Товарищ полковник, – вытянулся я. – Прогнозирую заболеваемость среди личного состава в данном подразделении на уровне 70–75 %. Высока вероятность повторных случаев среди уже переболевших, что чревато осложнениями. Поэтому план учебной подготовки и так будет сорван.
Командир берёт телефонную трубку, звонит начальнику третьего медпункта.
– Капитан? Сколько у тебя больных на текущие сутки? Да, сэловец тут примчался с шашкой. Сколько? Вот, б…ть! – полковник от души хрястнул трубкой по телефону.
– Так что будем делать, товарищ полковник?
Командир части мрачно посмотрел на меня.
– Уже сдал, небось?
– Отчёт по заболеваемости отправлен моему непосредственному начальнику в восемь утра.
А сам думаю: «Тебя, гад, если не сдать, то ремонт на месяц затянется».
– Вот не можешь ты, лейтенант, по-человечески. Иди. Сегодня всё будет.
В течение часа на крышу загнали двух прапорщиков с вёдрами расплавленного битума и рубероидом, и те при помощи матюков и славянского «авося» кое-как крышу залили. До весны хватило, а там опять началось всё по-старому.
Раз в полгода на мою голову сваливалась из столицы комиссия в составе пары подполковников. Вместе со мной они ездили по частям на подконтрольной территории и проверяли уже мою работу. Естественно, о приезде комиссии я знал за неделю, поэтому успевал подтянуть хвосты и запастись вазелином. Потому что без вазелина в армии никак.
В очередной раз приезжает грозный подполковник. Вожу его по частям, показываю столовые, медпункты. Начальство морщится, но особо не придирается. Ещё бы. Заранее предупреждённые начпроды и начмеды перед ним чуть ли не ковровую дорожку расстилают.
Проверяющий притомился. Возраст всё-таки. И захотел кушать. Везём его в ближайшую столовую. Поварихи в накрахмаленных до хруста передниках выносят поднос с яствами. Начальство кушает, благожелательно посматривает по сторонам.
И тут с потолка, прямо перед носом подполковника (хорошо, что не в тарелку) падает огромный жирный таракан. Проверяющий смотрит на меня и хмурит брови. Я разрываюсь между желанием расхохотаться и спрятаться под стол.
Шлёп! Ещё один крупный таракан повторяет путь своего собрата и звонко приземляется на плитку пола. Читал я, что бывает дождь из рыбы, но чтоб из тараканов, да ещё в закрытом помещении…
Оказывается, начстоловой накануне проверки решил экстренно потравить тараканов. Что за порошок рассыпали бравые повара по углам – это я не знаю. Но тараканов торкнуло только через два дня – как раз к приезду проверки. И они, во-первых, перестали контролировать свои лапки, во-вторых, повылазили изо всех щелей. Наверное, для того, чтобы умирая, проклясть коварных людей последними тараканьими проклятиями. Дальнейший приём пищи проходил под градом падающих с потолка и стен тараканов.
Подполковник уехал недовольный, грозя мне выговором и дальнейшими карами. А я усмехнулся, достал из кармана блокнот и зачеркнул ещё одно число. До дембеля оставалось двадцать два дня.
Несвежий взгляд на дедовщину
Сразу начну с того, что я против дедовщины. Сам, будучи офицером, очень жалел затюканных «старшими товарищами» солдат и пытался им помочь по мере сил. Иногда борьба с дедовщиной доходит до маразма и напоминает стрельбу из зенитки по воробьям. Иногда спасает молодых парней от поступков, которые изменят в худшую сторону всю их жизнь. Вот несколько историй.
Однажды вечером в медроту поступил звонок из первой казармы. Звонок сорвал с места начмеда, хирурга и реаниматолога-анестезиолога, которые стремительно прогрохотали сапогами мимо моего кабинета.
В коридоре казармы сидел на полу солдат, лицо которого было в чём-то зелёном. Вокруг столпились его сослуживцы. Солдат выпил полбанки краски, которой в парке красили технику. Речь у него была спутанной, сознание боец терял периодически. Врачи на месте оказали первую помощь, промыли желудок, вкололи препараты из запасов реаниматолога. И на машине начмеда доставили в госпиталь.
Через неделю боец оклемался, и комиссия, созданная для расследования этого инцидента, смогла его допросить. Оказывается, боец решился на суицид из-за давления со стороны двух старших товарищей – рядовых Петрова и Сидорова. В течение последних двух месяцев они унижали его морально и физически, отбирали еду, заставляли выполнять мелкие поручения. В общем, классическая дедовщина. Всё бы ничего, если бы не один момент. Молодой боец был ростом 187 см и весом под 100 кг. Рядовые же Петров и Сидоров едва доставали ему макушками до плеча и суммарно весили приблизительно столько же. На вопрос – почему солдат с такими габаритами не решился дать отпор обидчикам, суи-цидник промолчал.