Годы
Шрифт:
— Я живу, как могу, — сказала Пегги. — Погрязаю в своей колее. Так мне сегодня сказала Элинор.
Но ведь и она заявила Элинор, что ту «подавляли». Одно стоит другого.
— Элинор — старая жизнелюбка, — сказал Мартин. — Смотри! — указал он.
Элинор, в своей красной накидке, говорила с индийцем.
— Только что вернулась из Индии, — продолжил он. — А на ней небось сувенир из Бенгалии?
— В будущем году она поедет в Китай, — сказала Пегги.
— А Делия? — Пегги вернулась к оставленной теме, потому что Делия прошла мимо. — Она-то любила? (И что ваше поколение понимало под этим — «любить»? — мысленно продолжила она.)
Мартин поджал губы и покачал головой. Он всегда любил пошутить, вспомнила Пегги.
— Не знаю, насчет Делии не знаю, — сказал он. — У них был общий интерес, видишь ли, — «Дело», как она тогда выражалась. — Мартин сморщился. — Ну, Ирландия. Парнелл. Ты слыхивала о Парнелле?
— Да, — сказала Пегги.
— А Эдвард? — спросила она. Эдвард только что вошел. Внешность его была изысканна и исполнена простоты — тщательно продуманной и разве что чуть нарочитой.
— Эдвард — да, — сказал Мартин. — Эдвард был влюблен. Ты, разумеется, знаешь эту старую историю — об Эдварде и Китти?
— Которая вышла за… Как его звали? За Лассуэйда? — тихо проговорила Пегги, когда Эдвард проходил мимо них.
— Да, она вышла за другого, Лассуэйда. Но он был влюблен, сильно влюблен, — прошептал Мартин. — А вот ты… — Он быстро глянул на нее. Что-то в ней остудило его. — Конечно, у тебя есть твоя профессия. — Он посмотрел в пол. Опять думает о своих страхах перед раком, предположила Пегги. Боится, что она заметила какой-нибудь симптом.
— А, врачи — большие обманщики, — обронила она на всякий случай.
— Отчего ж? Люди теперь живут дольше, чем раньше, разве нет? — сказал Мартин. — Во всяком случае, умирают не так мучительно, — добавил он.
— Мы научились нескольким трюкам, — признала Пегги.
Мартин смотрел перед собой взглядом, вызывавшим у нее жалость.
— Ты доживешь до восьмидесяти — если ты этого хочешь, — сказала она.
Он посмотрел на нее.
— Разумеется, я полон желания дожить до восьмидесяти! — воскликнул он. — Я хочу поехать в Америку. Хочу увидеть их здания. Я такой. Люблю жизнь.
Да, жизнь он любил, причем изо всех сил.
Ему, наверное, за шестьдесят, подумала Пегги. Но он прекрасно одет и выглядит лет на сорок, и в Кенсингтоне его ждет подруга в канареечном платье.
— А я вот не знаю, — сказала Пегги.
— Брось, Пегги, брось. Не говори, что тебя не радует… А вот и Роза.
Подошла Роза. Она сильно располнела.
— Ты не хочешь дожить до восьмидесяти? — спросил ее Мартин. Ему пришлось сказать это дважды. Она была глуха.
— Хочу. Конечно, хочу! — ответила она, когда расслышала. Она повернулась к ним лицом. Странный у нее делается вид, когда она откидывает голову назад, подумала Пегги, — она становится похожа на военного. — Конечно, хочу, — повторила Роза, плюхнувшись на диван рядом с ними.
— Да, но, с другой стороны… — начала Пегги. Она сделала паузу. Роза глухая, вспомнила она. Ей надо кричать. — Люди так не валяли дурака в ваше время, прокричала она. Но у нее не было уверенности, что Роза разобрала слова.
— Я хочу увидеть, что будет дальше, — сказала Роза. — Мы живем в очень интересном мире, — добавила она.
— Чепуха, — поддел ее Мартин. — Ты хочешь жить, — проорал он ей в ухо, — потому что любишь жизнь!
— И не стыжусь этого, — сказала Роза. — Я люблю себе подобных — в целом.
— Ты любишь сражаться с ними! — крикнул Мартин.
— Ты надеешься вывести меня из себя в это время суток? — спросила она, похлопав его по руке.
Сейчас они будут вспоминать детство, думала Пегги, и как они лазали по деревьям в саду за домом, как обстреливали кошек. У каждого в голове есть линии, вдоль которых текут старые мысли, производя старые фразы. Сознание, наверное, исчерчено этими линиями, как ладонь, подумала она и взглянула на свою ладонь.
— Она всегда была, как порох, — сказал Мартин, обернувшись к Пегги.
— А они всегда все сваливали на меня, — сказала Роза. — У него-то была комната для занятий. А где мне было сидеть? «Беги, поиграй в детской!» — Она взмахнула рукой.
— Поэтому она пошла в ванную и разрезала себе ножом запястье, — язвительно напомнил Мартин.
— Нет, это было из-за Эрриджа и микроскопа, — поправила его Роза.
Точно котенок, ловящий свой хвост, подумала Пегги: они все вьются и вьются кругами. Но им это и нравится, ради этого они и ходят в гости. Мартин продолжал дразнить Розу.
— А где же твоя красная ленточка? — спросил он.
Ее чем-то наградили, вспомнила Пегги, за работу во время войны.
— Или мы не достойны увидеть тебя в боевой раскраске? — не унимался Мартин.
— Парень завидует, — сказала Роза, опять повернувшись к Пегги. — Он за всю жизнь пальцем не пошевелил.
— Я работаю, работаю, — возразил Мартин. — Целыми днями сижу в конторе…
— Ради чего? — спросила Роза.
Вдруг они замолчали. Сцена «старший брат и сестра» была сыграна, раунд завершен. Теперь они могли только повторить все заново.
— Так, — сказал Мартин. — Надо пойти и исполнить свой долг. — Он встал. Компания распалась.