Гоголь в Москве (сборник)

Шокарев Сергей Юрьевич

Через четыре года, встретившись в Москве с М. С. Щепкиным и И. С. Тургеневым, Гоголь с горечью признается им, что он «виноват тем, что послушался друзей», окружавших его: «если бы можно было воротить назад сказанное, я бы уничтожил мою „Переписку с друзьями“. Я бы сжег ее»34.

Но если пламенное письмо Белинского во многом поколебало взгляды Гоголя и ускорило его возвращение в Россию, все же его идейный кризис был так глубок, что он не нашел в себе сил до конца осудить свою книгу и разорвать со своим окружением, которое и в дальнейшем продолжало влиять на него.

С каждым днем все труднее переживает Гоголь свою разлуку с родиной.

Все чаще в своих письмах он обращается с просьбами собирать для него статистические, бытовые, фольклорные материалы, предполагает, вернувшись в Россию, совершить ряд поездок по стране. 2 декабря 1847 года он пишет С. П. Шевыреву: «Я очень соскучился по России и жажду с нетерпением услышать вокруг себя русскую речь…»35. Творчество Гоголя всегда нуждалось в непосредственном общении с народом. Из языкового богатства живой народной речи он черпал ту выразительность и эмоциональность своего слова, которые придают его произведениям величайшую убедительность.

Знаменательно, что в это время (октябрь 1846 г.) им была закончена статья «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность», где говорит, что «сам необыкновенный язык наш есть еще тайна. В нем все тоны и оттенки, все переходы звуков от самых твердых до самых нежных, мягких; он беспределен и может, живой как жизнь, обогащаться ежеминутно». Он верит в будущее нашего языка, в его поэзию, которая «вызовет нам нашу Россию, — нашу русскую Россию, не ту, которую показывают нам грубо какие-нибудь квасные патриоты, и не ту, которую вызывают к нам из-за моря очужеземившиеся русские, но ту, которую извлечет она из нас же и покажет таким образом, что все до единого, каких бы ни были они различных мыслей, образов воспитанья и мнений, скажут в один голос: „Это наша Россия; нам в ней приютно и тепло, и мы теперь действительно у себя дома, под своей родной крышей, а не на чужбине“»36.

Вернулся Гоголь в Москву около 10 сентября 1848 года. Поселился он, очевидно, в Дегтярном переулке, у С. П. Шевырева. Последний жил тогда на даче и еще в июле предлагал Гоголю у него «остановиться и расположиться на все время пребывания нашего в Сокольниках. Весь дом к твоим услугам и с садом»37.

В первые же дни Гоголь посетил Аксаковых. Об этой встрече К. Аксаков писал брату: «…Увидев его, я помнил только то, что шесть лет с лишком не видел его. Поэтому крепко обнял, так, что он долго после этого кряхтел»38. С. Т. Аксакова при свидании не было, так как он жил в Абрамцеве, приобретенном в конце 1843 года. Для московской жизни Аксаковыми еще в январе 1847 года был снят дом Рюмина в Леонтьевском переулке. Поскольку в литературе нет упоминаний о перемене адреса Аксаковыми в эти годы, можно полагать, что они продолжали здесь жить и 1848 году. Дом этот сохранился (ныне № 27 по улице Станиславского)

В этот приезд Гоголь пробыл в Москве очень недолго. Уже 12 сентября он писал: «В Москве, кроме немногих знакомых, нет почти никого. Все еще сидит по дачам и деревням… Теперь я еду в Петербург»39.

10

Около 10 октября 1848 года Гоголь вернулся в Москву и первые дни. продолжает жить у Шевырева. На всех его письмах, вплоть до 9 ноября, помечен этот адрес. Затем он переезжает к Погодину. Очевидно, желая отметить этот переезд, Погодин решает «торжественно отпраздновать день своего рождения (11 ноября) во фраках и белых галстуках»1. Присутствовали новый помощник попечителя московского учебного округа Г. А. Щербатов, П. П. Новосильцев, И. В. Киреевский и др. Но отношения Гоголя и Погодина не налаживались. Последний с раздражением записывает в своем дневнике: «Приготовление к вечеру… Гоголь испортил, и досадно»2.

4 ноября Гоголь посетил Малый театр, где давалась его пьеса «Игроки» в сопровождении двух французских водевилей. В письме к сыну Ивану С. Т. Аксаков отмечает, что Гоголь «остался доволен актерами, что большая редкость. Гоголь относит это к тому, что я читал им пиесу»3.

Зима 1848/49 года характерна большей общительностью Гоголя. Иногда он посещает и общественные места. Двоюродный брат друга Пушкина, поэта А. А. Дельвига, военный инженер А. И. Дельвиг вспоминает: «Когда уже была напечатана первая часть „Мертвых душ“, я встретился с ним в Москве… в английском клубе, где мы сидели на одном диване»4. Здание, где в 1840-е годы помещался Английский клуб, занято ныне Музеем Революции СССР (улица Горького, дом № 21).

Его московские связи расширяются, он чаще бывает в гостях, но по-прежнему предпочитает круг близких знакомых. И. А. Арсеньев вспоминает о встрече с Гоголем у И. В. Капниста, тогдашнего московского гражданского губернатора: «…удалось мне видеть Гоголя в хорошем расположении духа и вздумавшим представлять в лицах разных животных из басен Крылова. Все мы были в восхищении от этого действительно замечательного impromtu [21] , которое окончилось внезапно вследствие случайного приезда к Капнисту Михаила Николаевича Муравьева [22] , который не был знаком с Гоголем. Капнист, знакомя Гоголя с Муравьевым, сказал: „Рекомендую вам моего доброго знакомого, хохла, как и я, Гоголя“. Эта рекомендация, видимо, не пришлась по вкусу гениальному писателю, и на слова Муравьева: „Мне не случалось, кажется, сталкиваться с вами“, — Гоголь очень резко ответил: „Быть может, ваше превосходительство, это для меня большое счастие, потому что я человек больной и слабый, которому вредно всякое столкновение“»5. Муравьев растерялся, а Гоголь быстро уехал.

21

Экспромта (фр.).

22

Впоследствии граф, беспощадный усмиритель польского восстания 1863 года, за что получил прозвище Муравьев Вешатель.

С семейством Капнистов Гоголь был знаком с юных лет и нередко посещал их усадьбу Обуховку возле Нежина, где он учился в гимназии. Отец И. В. Капниста, В. В. Капнист, был одним из значительных писателей XVIII века. Его перу принадлежит известная комедия «Ябеда». Другой его сын, А. В. Капнист, был членом Союза благоденствия. Обуховку посещали будущие декабристы А. М. и Н. М. Муравьевы, М. П. Бестужев-Рюмин, М. С. Лунин, с которыми здесь мог встречаться тогда и Гоголь.

И. В. Капнист при всем своем расположении к Гоголю мало ценил его дарование. Л. И. Арнольди запомнил нижеследующую беседу с писателем: «…какую вы имеете охоту читать ему ваши сочинения! Он вас очень любит и уважает, но как человека, а вовсе не как писателя!.. Гоголь улыбнулся… „Я сужу о достоинстве моих сочинений по тому впечатлению, какое они производят на людей, мало читающих повести и романы. Если они рассмеются, то, значит, уже действительно смешно, если будут тронуты, то, значит, уже действительно трогательно, потому, что они с тем уселись слушать меня, чтобы ни за что не смеяться, чтобы ничем не трогаться, ничем не восхищаться“»6.

У Капнистов писатель бывал довольно часто. Они занимали казенную квартиру в доме гражданского губернатора (улица Горького, № 20); дом этот за годы революции дважды перестраивался.

Нелюбовь и даже подчеркнутое пренебрежение к особам «чиновным» отмечают у Гоголя и другие мемуары. Однажды он посетил светского «пустоцвета» К. А. Булгакова — способного дилетанта, не развившего своих дарований, дружившего с М. И. Глинкой, писателем В. А. Соллогубом и др. Учившийся с К. А. Булгаковым одновременно в Московском университетском благородном пансионе М. Ю. Лермонтов писал о нем:

На вздор и шалости ты хват И мастер на безделки…7

Можно не сомневаться, что Гоголь интересовался не столько самим К. А. Булгаковым, сколько его художественным собранием. Современник отмечает, что «Костя Булгаков…никогда не читал Гоголя; он сам в этом сознался Садовскому, который в Москве уже больному Булгакову читал сочинения этого великого писателя»8. Жил он в эти годы на казенной квартире своего отца А. Я. Булгакова (улица Кирова № 26, дом не сохранился), известного московского почтдиректора, приятеля В. А. Жуковского, П. А. Вяземского и А. И. Тургенева. Гоголь был знаком и с А. Я. Булгаковым9, но едва ли их отношения шли дальше поверхностного знакомства. Гоголь не мог не знать, что А. Я. Булгаков нередко перлюстрировал чужую корреспонденцию. А. С. Пушкин, после того как одно из его писем к жене было вскрыто Булгаковым, а содержание передано сначала III отделению, а затем Николаю I, прервал с ним знакомство. В 1849 году С. Т. Аксаков писал своему сыну Ивану: «Неужели ты до сих пор не догадался, что каждое наше письмо прочтено и списано? Письма наши известны не только тайной полиции, твоему начальству и почтовому ведомству, но и другим властям. Отъявленный подлец Булгаков сообщает их Закревскому (московский генерал-губернатор. — Б. З.)»10.