Гоголь в Москве (сборник)
Шрифт:
Праздная жизнь К. А. Булгакова проходила в пустых светских занятиях. Комнаты его были загромождены музыкальными инструментами, высокие стены до потолка были завешаны собранием живописи и графики. Пришедший Гоголь осматривал его коллекцию портретов и рисунков. Не замечая, что на диване сидел какой-то важный генерал, и к тому же очень щепетильный, Гоголь долго стоял у дивана, рассматривая над ним картину. Генерал был в бешенстве. «Я заметил, — рассказывал Булгаков, — что Гоголь, не видя этого петуха, осеняет его своим длинным носом, и стал их представлять. „Моn cher, — сказал я генералу, моему старому приятелю, — je te presente la personne du celebre Gogol, l’ecrivain“ [23] . Тогда надо было видеть, как флегматически Гоголь опустил свой длинный нос на моего бедного генерала, побагровевшего от такого неслыханного sans facon [24] обращения»11.
23
«Мой дорогой, представляю тебе знаменитого Гоголя, писателя» (фр.).
24
Бесцеремонность (фр.).
Член кружка А. Н. Островского, поэт Н. В. Берг, познакомившийся с Гоголем у Шевырева в конце 1848 года, подчеркивает в своих воспоминаниях замкнутость Гоголя в среде малознакомых ему людей весьма сгущенными красками. «Он держал себя большею частью в стороне от всех. Если он сидел и к нему подсаживались с умыслом „потолковать, узнать: не пишет ли он чего-нибудь нового?“ — он начинал дремать или глядеть в другую комнату или просто-запросто вставал и уходил. Он изменял обыкновенным своим порядкам, если в числе приглашенных вместе с ним оказывался один малороссиянин (О. М. Бодянский. — Б.З.)… Каким-то таинственным магнитом тянуло их тотчас друг ко другу; они усаживались в уголок говорили нередко между собою целый вечер горячо и одушевленно…»12.
Воспоминания Берга вызвали справедливые возражения сына актера Щепкина: «Н. В. Берг едва ли верно подметил ту черту характера Гоголя, что он был в обществе молчалив и необщителен до странности… Гоголь в нашем кружке… был всегда самым очаровательном собеседником: рассказывал, острил, читал свои сочинения, никем и ничем не стесняясь. Нелюдимом он являлся только на тех вечерах, которые устраивались так. часто с Гоголем многими из его почитателей»13. Гоголь не выносил праздного светского любопытства к своему труду, бесцельных и пустых расспросов, над чем он работает, от которых, по его словам, он «улепетывал по проселочным дорожкам». Его творческая скромность возмущалась тем, что его приглашают на вечер для любования им, как «диковиной». Ведь и «Пушкина выводило из себя то, что на него стекаются смотреть, как на собаку Мунито»14.
Характеру Гоголя был в высшей степени свойствен демократизм. Встречавшийся с ним в Одессе актер А. П. Толченов отмечает, что «…с людьми наименее значащими Гоголь сходился скорее, проще, был более самим собою, а с людьми, власть имеющими, застегивался на все пуговицы»15. Кажущаяся нелюдимость и замкнутость Гоголя были своеобразным средством самообороны от светской назойливости, от попыток сделать его очередным развлечением светской гостиной.
Требуя уважения к своему труду, он великолепно умел ставить на место «надменную гордость безмозглого класса людей, которые будут передо мною дуться и даже мне пакостить»16. Некий москвич Н. И. Перелыгин рассказывает красноречивый эпизод, происшедший в доме его тетки, «одной из самых элегантных дам сороковых годов»: «Салоны ее посещались не одними великосветскими людьми, но и писателями, художниками и артистами, в числе которых бывали Гоголь, Загоскин, Скоти, Рабус, Щепкин и другие… Особенно сильное впечатление производили на меня: Тургенев — своей колоссальной фигурой и Гоголь… Раза два читал и Гоголь отрывки из своих сочинений; он читал превосходно и любил, чтобы его слушали со средоточенным вниманием, а потому, я помню, он во второй раз не докончил своего чтения, так как заметил, что двое из слушателей начали перешептываться между собою. Гоголь, ни слова не сказав, встал, сложил свою рукопись, раскланялся с тетей и, несмотря на ее просьбы, рассерженный, уехал домой»17.
К сожалению, уточнить место, где Гоголь дал заслуженный урок светским невеждам, невозможно. Автор воспоминаний не называет фамилии своей тетки, ограничиваясь сообщением, что она «жила в собственном, хорошеньком особняке на Арбате».
Осип Максимович Бодянский
К числу наиболее близких Гоголю лиц в Москве принадлежал в эти годы О. М. Бодянский, которого имеет в виду Н. В. Берг в своих воспоминаниях. Бодянский занимал должность профессора истории и литературы славянских наречий в Московском университете и был секретарем Общества истории и древностей российских. Он выпустил 23 тома «Чтений» общества, содержащих богатый фактический материал по русской истории. Гоголь с ним познакомился еще в 1832 году, в свой второй приезд в Москву, но в последующие годы не встречался, так как О. М. Бодянский из своих длительных научных путешествий вернулся в Москву лишь в 1842 году, но уже после отъезда Гоголя. В 1848 году О. М. Бодянский жил в доме Кузнецова на Малой Никитской (ныне улица Качалова, № 10, дом не сохранился).
По-прежнему Гоголь посещал Аксаковых. С. Т. Аксаков вспоминает: «Гоголь в эту зиму прочел нам всю „Одиссею“, переведенную Жуковским… Часто также читал вслух Гоголь русские песни, собранные Терещенко, и нередко приходил в совершенный восторг»18.
Надо полагать, что Гоголь бывал и у M. Д. Ховриной, близкой знакомой Аксаковых. С Ховриной он познакомился еще в прошлый приезд и нередко вспоминал о ней в своих письмах. Ее вечера посещались образованнейшими москвичами. С 1845 года она жила на казенной квартире своего брата И. Д. Лужина, московского обер-полицеймейстера (Тверской бульвар, № 22, дом не сохранился). Здесь в 1820–1830-х годах известный танцмейстер Иогель устраивал привлекавшие всю дворянскую Москву платные балы, на одном из которых в декабре 1828 года А. С. Пушкин впервые встретился с Н. Н. Гончаровой. Позднее здание было приобретено казной для резиденции московского обер-полицеймейстера. В 1834 году, перед отправлением в ссылку, здесь допрашивался А. И. Герцен. Вернувшись в Москву, он также посещал М. Д. Ховрину. В «Былом и думах» им дана яркая характеристика этого несоответствия светского салона и полицейского учреждения: «…Всякий раз проходил той залой, где Цынский с компанией судил и рядил нас… Небольшая гостиная возле… была как-то неуместна в доме строгости и следствий… Наши речи и речи небольшого круга друзей… так иронически звучали, так удивляли ухо в этих стенах, привыкнувших слушать допросы, доносы и рапорты о повальных обысках, — в этих стенах, отделивших нас от топота квартальных, от вздохов арестантов, от бренчанья жандармских шпор и сабли уральского казака…»19
Как мы уже говорили, к этому времени М. С. Щепкиным было продано собственное владение. Поселился он в доме Щепотьева в Воротниковском переулке. Это — дом его последних встреч с Гоголем. В истории литературно-художественной Москвы данный щепкинский адрес должен занять также немалое место. Здесь в начале своего творческого пути жил воспитанник и ближайший ученик Щепкина, замечательный русский актер С. В. Шуйский; здесь бывали И. С. Тургенев, Т. Н. Грановский, собиратель русских сказок А. Н. Афанасьев; в 1858 году, приехав в Москву, жил Т. Г. Шевченко. Однако в справочных изданиях этих лет домовладельца Щепотьева нам обнаружить не удалось.
Дом Перфильевых, в котором часто бывал Н. В. Гоголь (Большая Грузинская, 12). Акварель Б. С. Земенкова
В 1848 году Д. Н. Свербеев вновь переменил свое местожительство. Он поселился в доме Кроткова по Тверскому бульвару. Ныне этот дом № 25, хорошо известный москвичам, как место рождения Герцена.
Продолжал встречаться Гоголь с Перфильевыми. Их адрес дважды занесен в его записной книжке 1846–1851 годов20. В конце 1840-х годов Перфильевы переехали в дом № 12 по Большой Грузинской улице. Отметим, что здесь впоследствии, приезжая из Ясной Поляны, нередко останавливался Л. Н. Толстой. При работе над «Войной и миром» он пользовался рассказами С. В. Перфильева, участника Отечественной войны 1812 года. Особенно он был близок с его сыном, В. С. Перфильевым, послужившим ему рядом черт своего характера прототипом при создании облика Стивы Облонского в «Анне Карениной».
Бывал Гоголь по-прежнему и у А. П. Елагиной, которая эту зиму прожила в Москве, в своем доме у Красных ворот. Осенью же 1848 года переехал на жительство в Москву И. В. Киреевский, и его мать писала Погодину: «Навещайте его почаще, не давайте уединяться. О том же прошу Гоголя, которому скажите мой дружеский поклон…»21
Очень часто посещал Гоголь Хомяковых, которые осенью 1844 года переехали в приобретенный ими у князей Лобановых-Ростовских дом на Собачьей площадке (ныне Композиторская улица, № 7). Построен он в начале XIX века, в пожар 1812 года незначительно пострадал и был капитально отремонтирован, после чего едва ли подвергался каким-либо существенным изменениям; сохранились даже прекрасной деревянной резьбы двери. В те годы дом Хомякова был местом ожесточенных литературных и общественно-политических споров. Здесь встречались Герцен. Грановский, Чаадаев, Аксаковы, Киреевские, Кошелев, Погодин, Н. Языков. Особенно часто современники вспоминают о хомяковском «кабинете, куда стекалось так много людей для обмена мыслей и для споров…»22. Примыкавшая к кабинету маленькая диванная даже именовалась в быту «говорильней». Три стены этой комнаты были заняты диванами, в узком проходе стоял небольшой столик. Несколько картин и гравюр украшали стены. Казалось, вся обстановка здесь особо располагала к проникновенным беседам, к слушанию нового произведения, к горячему обсуждению прочитанного. Обстановка этой комнаты сохранилась и ныне целиком включена в экспозицию Государственного Исторического музея.
У Хомяковых Гоголь часто встречался с Ю. Ф. Самариным, вскоре ставшим одним из воинствующих лидеров славянофилов. О, некоторой близости Гоголя и Самарина в эти годы свидетельствуют постоянные приглашения Самарина на именинные обеды Гоголя. Хороший знакомый Гоголя В. Ф. Чижов указывает: «В Москве — помнится мне, в 1849 году— мы встречались часто у Хомякова, где я бывал всякий день, и у С[амарины]х…»23. Дом Самариных не сохранился. Их владение занимало примыкающую к проезду Художественного театра часть нынешнего дома № 6 по улице Горького, Постройки здесь были снесены при реконструкции этой улицы в 1937 году. Двухэтажный ампирный дом Самариных, может быть, еще памятен москвичам по местонахождению здесь второй студии МХАТ.