Гоголь в Москве (сборник)
Шрифт:
Близкий к писателю О. М. Бодянский оставил в своем дневнике описание его квартиры: «Жилье Гоголя, внизу, в первом этаже, направо, две комнаты. Первая вся устлана зеленым ковром, с двумя диванами по двум стенам (1-й от дверей налево, а 2-й за ним, по другой стене); прямо печка с топкой, заставленной богатой гардинкой зеленой тафты (или материи) в рамке; рядом дверь у самого угла к наружной стене, ведущая в другую комнату, кажется, спальню, судя по ширмам в ней, на левой руке; в комнате, служащей приемной, сейчас описанной, от наружной стены поставлен стол, покрытый зеленым сукном, поперек входа к следующей комнате (спальне), а перед первым диваном тоже такой же стол. На обоих столах несколько книг кучками одна на другой…»42. Так выглядели комнаты, где Гоголь провел два последних года своей жизни.
Воспоминания современников с большой тождественностью воспроизводят нам день Гоголя. Н. В. Берг рассказывает: «Когда писание утомляло и надоедало,
Особняк на Никитском бульваре, 7а, где прожил последние годы и умер Н. В. Гоголь. Акварель Б. С. Земенкова
Многие мемуаристы, правда, пытаются рисовать условия жизни Гоголя, у А. П. Толстого, как и у М. П. Погодина, в неоправданно идиллических тонах. Например, Н. В. Берг пишет, что Гоголь находил «во всякий свой приезд в Москву все, что нужно для самого спокойного и комфортабельного житья… тихое, уединенное помещение и прислугу, готовую исполнять все его малейшие прихоти»45. Насколько было «спокойным» «житье» у М. П. Погодина, мы уже видели. О том, каков «комфорт» был у Гоголя в доме Толстого, наглядно говорит письмо его первого биографа П. А. Кулиша к матери писателя: «Вы бы изумились, если бы узнали, какими деньгами Николай Васильевич покупал ласковый взгляд прислуги во время пребывания своего у Толстого, у Виельгорских, у Смирновых и у других»46. Окружавший Гоголя быт угнетал его, пагубно отзывался на здоровье, парализовал творческие силы. Переписка его за эти годы полна жалоб на подавленное состояние духа, на недомогания, на то, что работа «мало оживлялась благодатным огнем вдохновенья» 47. В первые же дни после переезда к А. П. Толстому он пишет: «Занятия мои еще как следует не установились»48. Весной 1849 года Гоголь с горечью сообщает П. А. Плетневу: «Уныние и хандра мною одолели снова» 4Э, а осенью 1851 года он вынужден признаться матери: «Расстройство же нынешнее моего здоровья произошло от беспокойст[ва] и волненья…»50. Какая нечеловеческая затрата сил нужна была Гоголю для того, чтобы изо дня в день, с его редкой взыскательностью, продолжать работу над «Мертвыми душами»!
По сообщению Д. А. Оболенского, нам известно, как работал Гоголь: «Граф А. П. Толстой сказывал мне, что ему не раз приходилось слышать, как Гоголь писал свои „Мертвые души“: проходя мимо дверей, ведущих в его комнату, он не раз слышал, как Гоголь один, в запертой горнице, будто бы с кем-то разговаривал, иногда самым неестественным голосом. В черновых рукописях видны следы этой работы. Каждый разговор переделывался Гоголем по нескольку раз»51.
К этому свидетельству можно отнестись с доверием, потому что Д. А. Оболенский, хотя и недолго, но довольно близко соприкасался с писателем. «С Гоголем, — пишет он, — я познакомился еще в 1848 году летом в Москве и мы видались часто. Родственные мои отношения к графу А. П. Толстому, у которого Николай Васильевич в то время жил в Москве, и дружба моя с кругом людей, которых Гоголь, по справедливости, считал самыми близкими своими друзьями, расположили его в мою пользу и он не раз выказывал мне знаки своего дружеского внимания»52. Поэтому есть все основания предполагать, что Гоголь мог посещать Оболенских. У них бывали Аксаковы, Боткин, Самарин. Последний познакомился здесь с Лермонтовым 53. Оболенские жили на Солянке, в доме № 7 (дом не сохранился).
Здесь небезынтересно вспомнить о весьма любопытной помете Гоголе в записной книжке 1846 года: «Николай Алексеевич Мурашев. Василии Васильевич Варгин, умный купец в Москве»54. Комментаторы справедливо полагают, что «Гоголь записал их имена как имена лиц, от которых он рассчитывал получить интересовавшие его для II тома „Мертвых душ“ сведения о русской торговле и быте»55. Особенно привлекает внимание фамилия «Мурашев». Она своим созвучием с фамилией «Муразов» прямо напоминает об этом «благодетельном» миллионере-откупщике второго тома поэмы, содействующем перевоспитанию Хлобуева и спасающем в последнюю минуту из тюрьмы Чичикова. Однако никаких сведений о купце Николае Алексеевиче Мурашеве нам найти не удалось; не удалось даже обнаружить в числе московских купцов Мурашевых лица с подобным именем и отчеством.
Колоритная московская фигура — купец В. В. Варгин интересовался литературой, дружил с поэтом А. Ф. Мерзляковым, учителем Лермонтова, и братьями Н. А. и К. А. Полевыми, издававшими журнал «Московским телеграф». Им было построено здание Малого театра, которое сначала снималось у Варгина театральной дирекцией, а затем было у него приобретено в казну. Имея колоссальное состояние, он принял на себя во время Отечественной войны 1812 года поставку провианта, холста и сукон, ил которой сэкономил казне много денег. Поставки на армию он продолжал выполнять и после 1815 года, но после назначения в 1827 году военным министром А. И. Чернышева, ставленника Николая I, против него было возбуждено мнимое обвинение в недодаче казне свыше миллиона рублей. Варгин больше года просидел в Петропавловской крепости. В 1835 году часть конфискованного имущества ему была возвращена, и он вновь смог заняться строительством домов и торговлей. Сам же процесс, закончившийся реабилитацией Варгина, был прекращен лишь в 1859 году, в год его смерти. Конечно, много испытавший Варгин мог своими рассказами представлять немалый интерес для Гоголя. Однако никаких более конкретных указаний о их встречах, чем вышеприведенная запись, у нас не имеется. В 1840–1850-х годах Варгин жил в своем громадном владении, занимавшем по Кузнецкому мосту площадь нынешнего дома № 21 и по улице Дзержинского — площадь дома № 5.
Весной 1849 года в Москву приезжает член Государственного совета Д. Н. Блудов, видный представитель николаевской бюрократии, с дочерью А. Д. Блудовой. Некогда входивший в литературный кружок «Арзамас», он был в дружеских отношениях с Карамзиным, Жуковским, А. Тургеневым. А. Д. Блудова была близко знакома с Лермонтовым, Хомяковым, Киреевскими, симпатизировала славянофилам, переписывалась с Погодиным и Шевыревым. В их петербургском доме бывал и Гоголь. Но едва ли Блудова, жившая в кругу светских интересов, была способна оценить творчество Гоголя. Очень возможно, что именно к ней относится следующая запись современника: «Одна умная и образованная женщина, дочь государственного человека и „арзамасца“, говорила мне, что, читая „Мертвые души“ и дойдя до того места, когда Ноздрев собирается бить Павла Ивановича Чичикова чубуком, она не могла продолжать, закрыла книгу и более никогда не раскрывала „Мертвых душ“»56. Сохранилось одно письмо Гоголя, адресованное Блудовой и свидетельствующее об их московских встречах 57. Ввиду отсутствия на нем датировки встречи Гоголя с Блудовыми в Москве могут быть отнесены в равной мере, как к данному их пребыванию, так и к следующему приезду в 1851 году. Всего же вероятнее, что эти встречи происходили дважды. В 1849 году Блудовы останавливались у своего родственника П. П. Писемского (улица Чехова, № 27, дом не сохранился).
В конце апреля или начале мая в Москву приезжает известный в те годы писатель В. А. Соллогуб. Его повести «Тарантас» и «История двух калош» пользовались большой популярностью у современников. Свою повесть «Воспитанница» Соллогуб посвятил Гоголю. Их знакомство относится еще к 1831 году, когда Гоголь работал домашним учителем в семье родственников Соллогуба — Васильчиковых. 24 мая Гоголь писал жене Соллогуба: «Владимира Александровича я видел. Как только узнал, что он в Москве, тот же час, несмотря на хворость свою, поспешил к нему»58. Где останавливался Соллогуб в этот приезд в Москву, нам неизвестно.
Приближался традиционный день именин Гоголя — 9 мая. Но, очевидно, стесняемый своими отношениями с Погодиным, он не решается сам приглашать на обед и обращается к посредничеству С. Т. Аксакова. 7 числа он пишет ему: «Мне хотелось бы, держась старины, послезавтра отобедать в кругу коротких приятелей в погодинском саду. Звать на именины самому неловко. Не можете ли вы дать знать или сами или через Константина Сергеевича Армфельду, Загоскину, Самарину и Павлову совокупно с Мельгуновым? Придумайте, как это сделать ловче, и дайте мне потом ответ. Если можно, заблаговременно…»59
Особняк в Сивцевом Вражке, 30. Место жительства семьи Аксаковых. В настоящее время — выставочный зал Государственного литературного музея
Сохранился конверт от данного письма. На нем обозначен новый аксаковский адрес: «в Сивцев Вражек, дом Пушкевича». Этот адрес зафиксирован и в записных книжках писателя. В течение зимы 1848/49 года Аксаковы вновь переменили свое местожительство. Дом Пушкевича на Сивцевом Вражке по нынешней нумерации — владение № 30. Дом сохранился, но архитектурно неоправданная пристройка к центральной части первого этажа, загораживающая низ колоннады, значительно нарушает декоративный облик строения.