Голем в Голливуде
Шрифт:
– Кто его знает, – ответила она. – Бывает, кто-нибудь сделает пакость, а ты ничуть не удивлен.
– Насколько я знаю, за ним не водилось ничего… подобного.
– Можно сказать? – вмешался Дез.
– Конечно, – разрешила Нортон.
– По-моему, это вполне возможно.
Макилдауни возмущенно засопел:
– Ладно, ты его терпеть не мог, потому что жить с ним в одном доме было неприятно. Но выставлять его насильником…
– Никем я его не выставляю. Я говорю, что это вполне представимо.
Позвонили в дверь.
– Наверное, флорист, – сказал Дез. – Прошу извинить.
– Он правда это сделал? – спросил Макилдауни.
– К сожалению, – ответил Джейкоб.
Повисло молчание.
Из прихожей донесся голос Деза:
– Мы заказывали орхидеи, а это каллы.
– Если еще что-нибудь вспомните, свяжитесь со мной. – Джейкоб записал свой телефон.
– Непременно, – кивнул Макилдауни.
– Может, подскажете, к кому еще обратиться. Я пришлю вам копии рисунков. Вдруг имя всплывет.
В прихожей негодовал Дез:
– Даже близко не то.
– По-вашему, я мог что-то изменить? – спросил Макилдауни.
Джейкоб покачал головой:
– Абсолютно ничего. Не терзайтесь понапрасну.
– Чарльз. Дорогой. Можно тебя?
Макилдауни встал. Выглядел он неважно. Выдавил дрожащую улыбку:
– Что ж, скоро прием. Пора веселиться.
Джейкоб и Нортон уже прошли с полквартала, когда их окликнул Дез.
– Извините, завозился с идиотами, – сказал он, подбежав.
– Что случилось? – спросил Джейкоб.
– Я кое-что вспомнил. Совсем вылетело из головы. Все началось с того, что с вокзала Реджи позвонил – мол, заберите меня, я приехал из Эдинбурга, со мной произошел несчастный случай.
– Что с ним стряслось? – спросила Нортон.
– Он сказал, мотоциклист наехал ему на ногу. Дескать, идти не может, ступня в крови. Сюда не привози, говорю Чарльзу, вези в больницу. Согласитесь, это разумно. Но Реджи уперся – не желаю в больницу. Всю ночь стонал, как зомби. Лишь дня через три-четыре уговорили его показаться врачу. Чарльз поехал с ним, а на обратном пути купил ему новые туфли – чтоб было в чем ходить, когда снимут гипс. Я рассвирепел.
– Вас можно понять, – сказал Джейкоб.
– Я потребовал, чтобы он убирался немедленно. Нельзя выгонять его на улицу, сказал Чарльз. Когда он наконец свалил, я пошел навести порядок в подвале – это было мое категорическое условие: наверху он жить не будет – и увидел его старые туфли. Видимо, он пытался отчистить кровь, не вышло, и он их бросил. Я хотел выкинуть, но не смог к ним прикоснуться. По-моему, они и сейчас там.
Караван арендованных стульев перегородил парадную дверь. По кирпичной дорожке, окаймленной пионами, Дез направился вкруг дома. Голос невидимого Макилдауни улещивал флориста.
Каменные ступени вели в захламленный подвал – резкий контраст просторному дому. После Праги, подумал Джейкоб, мой порог тесноты существенно возрос. Относительное сопротивление бедламу оказывали винные стеллажи и пластиковые контейнеры. На полке над раковиной выстроились разноцветные бутылки с отравами, от щелока до полироли.
– Я их зафутболил, – сказал Дез.
Недоуменные взгляды.
– Туфли. Я понимаю, что это ребячество, но я ужасно разозлился.
– Где они приземлились? – спросила Нортон.
Дез неопределенно махнул рукой:
– Где-то там.
Туфли отыскались за печкой. Замшевые мокасины на каучуковой подошве поросли пылью, на правом темные пятна. Нортон подцепила туфли авторучкой, а Дез рылся в хламе, ища какой-нибудь пакет.
– Вы не обидитесь, если я кое о чем спрошу? – сказал Джейкоб. – Иначе меня обвинят в нерадивости.
– Обидеть меня нелегко, но можете попробовать, – согласился Дез.
– У них что-нибудь было?
– У Чарльза… с Реджи? – Дез рассмеялся. – Нет. Я Чарльза спрашивал. Реджи далеко не красавец, но Чарльз был так участлив, и я хотел выяснить, прежде чем впустить паршивца в наш дом. Чарльз поклялся, что у них ничего не было. Он совсем не умеет врать, и я склонен ему верить.
Наконец Дез нашел пластиковый пакет с логотипом «Бутсов».
– Вот, прямо в тему. – Он подставил пакет, Нортон опустила туда мокасины. Глянув на пятна, Дез сморщился: – Вдруг это чужая кровь, а?
Глава сорок пятая
Нортон доела суп и промокнула губы.
– Удивительно, как весь из себя умный Макилдауни не разглядел, кто таков этот Реджи. Там же пробы ставить негде.
– Я думаю, ум тут ни при чем.
– Вот он вечно ни при чем.
– Как считаете, он правда не узнал мистера Черепа?
– Дез сказал, он не умеет врать. Вроде оба искренны были.
– Согласен. Жалко, что он не узнал.
– Не горюйте. Он дал имя – Перри-Берни.
– Это уже третий фигурант.
– Таинственный американец, – улыбнулась Нортон. На подбородке у нее появилась милая ямочка. Глаза у Присциллы были синие, почти фиолетовые, – производители косметики называют этот цвет васильковым.
– Значит, так, – сказал Джейкоб. – Мистер Череп и Реджи отправляются в Лос-Анджелес. Неизвестно зачем.
– Позагорать, набраться сил. Может, в гости к Перри-Берни.
Джейкоб кивнул:
– Делают свои дела. Двадцать месяцев кошмар правит бал, потом группа распадается – по крайней мере, Реджи отбывает. Мистер Череп, которому Лос-Анджелес глянулся, остается. Выходит, их убрал один и тот же человек – Перри-Берни.
– Вы слишком много на него вешаете, – сказала Нортон. – Может, он просто славный парень, который тоже хотел помочь бедолаге Черецу.
Джейкоб задумчиво ковырял остывшую лапшу в арахисовой подливке. Есть не хотелось, и такое впечатление, что не захочется еще неделю; не терпелось вернуться к работе. Он смутно чувствовал, что Нортон с любопытством его разглядывает. Что-то с ним не так.