Голем в Голливуде
Шрифт:
– Вы сказали, он служил курьером.
– Какая же это работа? Дешевая увертка. Время потянуть.
– Пусть так, но хотелось бы знать, где и на кого он работал.
– На архитектора, своего бывшего педагога.
– Имя?
– Джеймс или Джордж, что-то царственное. Тот самый никчемный педик, который подбил его бросить учебу и заняться мазней.
– Я так понял, у Реджи были художественные способности.
В глазах Череда промелькнул гордый огонек; впрочем, быстро стух.
– Вот и жена так говорила.
Джейкоб кивнул на диплом в рамке:
– Кое-кто с ней был согласен.
– О да, величайший взлет, о котором он неустанно ей напоминал. Всякий раз, как кончались бабки.
– У вас сохранились его работы?
– Вы ценитель изящного, что ли?
– Явите милость.
– Последние полчаса только этим и занят, – сказал Черед. – Вон там, под кроватью.
Джейкоб вытащил два портфолио, коробку со стесанными угольными карандашами, рейсфедерами и эскизный альбом. На кровати раскрыл первую папку.
Плотные кремовые листы, на которые хорошо ложилась тушь, знакомили с хирургически четким мировоззрением Реджи Череда.
Рисовать он умел. Бесспорно. Здесь же были вышеупомянутые вазы с фруктами и унылые сельские пейзажи, больше похожие на документальную фотографию.
– Хелен их развесила по всему дому, – сказал Черед. – Я потом снял, смотреть тошно.
Многие рисунки были подписаны и датированы, но лежали вразнобой. Самый поздний – 2006 год, самый ранний – 1983-й.
– Однако сохранили, – сказал Джейкоб.
– Чтобы выбросить, слишком много возни.
– Проще снять со стен и уложить в папки?
– Это вы на что тут намекаете?
На то, что втайне ты им гордишься. Это подкупает и настораживает.
– За какую работу он получил премию?
– Здесь ее нет. Чертово художественное общество оставило себе. Хелен предлагала им тысячу фунтов, но они ответили, мол, таковы условия конкурса.
Вторая папка оказалась интереснее – обнаженная натура и портреты. Все женщины маняще неистовы. Джейкоб прямо слышал тяжелое дыхание автора, чьей рукой водило подсознание.
И наоборот, мужчины сдержанны, геройски внушительны.
– Кого-нибудь узнаете? – спросил Джейкоб. – С кем я мог бы поговорить.
– Друзья его, надо полагать.
– Кто они?
– Черт их знает. Балбесы. Распутники.
– Он называл какие-нибудь имена?
– Если б называл, я бы постарался забыть.
– Подруги?
Черед фыркнул.
– Я пытаюсь выяснить, с кем он общался.
– Они б его убить не смогли.
Ты удивишься.
Уже пролистав две трети папки, Джейкоб остановился и вернулся назад.
Чуть не проглядел.
Он думал о другом. О том, что говорят эти рисунки об отношении художника к женщинам.
О глиняной голове своего отца, вылепленной матерью.
Хронологическая чехарда тоже сыграла свою роль – рисунок был датирован декабрем 1986 года.
Джейкоб старался не измышлять связи. Надо сохранять ясность мысли и делать свою работу.
То-то и оно. Работу.
А вот и награда.
Джейкоб медленно перевернул лист. Вот еще. И еще. То, что он принял за помарку, повторялось на пяти листах – шрам на подбородке.
В пяти ракурсах.
Один и тот же человек.
Мистер Череп.
Сквозь шум в ушах донесся голос Череда:
– Он из той компании.
– Какой?
– Балбесов. Гостил у нас на Рождество. Идея Хелен.
– Кто он?
– Однокашник. Убей бог, если я помню имя.
– Можно взять эти рисунки? – спросил Джейкоб.
– Так вы его ищете? – вылупился Черед.
– Не знаю. Но хорошо бы узнать.
Черед выхватил несколько рисунков и сунул их Джейкобу:
– Остальное положите туда, где взяли. – Он шагнул к выходу. – Десять минут. Потом сгиньте, а то вызову полицию и вас арестуют за незаконное вторжение.
Джейкоб аккуратно свернул рисунки в трубку и перехватил резинкой, найденной на столе. Убрав папки и коробку под кровать, выглянул в коридор.
Черед возился на первом этаже. Джейкоб торопливо обшарил комод – не найдется ли старых носков или трусов, пригодных для ДНК-анализа.
Пусто.
Внизу грохнул выстрел, посыпалась штукатурка.
Музыка на уход.
Глава сорок вторая
В Оксфорд Джейкоб вернулся поздно, ужинать пришлось картошкой с рыбой из ларька. На улицах кодлы болельщиков горланили футбольные гимны и дружелюбно кидались бутылками в студентов.
Гостиница «Черный лебедь» не располагала отдельными номерами. Заселяясь в трехместный, Джейкоб постарался не разбудить сожителей – двух туристов, почивавших в обнимку с нейлоновыми рюкзаками, полномочными заместителями возлюбленных.
Свою сумку он затолкал под кровать, вынув оттуда паспорт и портреты мистера Черепа.
В холле вонючие кресла-мешки сгрудились вокруг брошенного «Эрудита». Немецкий неохиппи наигрывал «Мазок серого» [51] на гитаре из ломбарда, а его подруга, зажав коленями зеркальце, пыталась перезаплести африканские косички цвета электрик.
51
«Мазок серого» (Touch of Grey, 1982) – песня Джерри Гарсии и Роджера Хантера с альбома In the Dark (1987) группы The Grateful Dead.
В знак божественного благоволения конторка портье соседствовала с баром, ломившимся от выпивки.
Вооружившись седьмой пинтой за день, интернет-паролем и картой города, прихваченной из проволочной стойки, Джейкоб засел в компьютерную кабинку.
Местных архитекторов оказалось не так много. Четверо из них – женщины. У мужчин лишь двое обладали относительно царственными именами: Чарльз Макилдауни и Джон Расселл Нэнс. Сначала Джейкоб кликнул по резюме Нэнса, допуская, что Джона часто путают с Джеймсом. Но оказалось, что в университете историю архитектуры читал Макилдауни, бакалавр архитектуры (Манчестер), доктор философии (Оксфорд), член Королевского института британских архитекторов. На карте Джейкоб отметил его контору.