Голем в Голливуде
Шрифт:
Проверяет, не сломается ли перекладина под ее весом. Но та выдерживает, следующая тоже, и в три приема она одолевает лестницу.
Комната с косым потолком залита серебристым светом, а посреди холодного адского свечения, что насквозь пропитало шипящий и бухающий воздух, еле различима человеческая фигура.
шшшшшБУМшшшшшБУМшшшшшБУМшшшшшБУМ
Ритм взывает к инстинктам, велит убивать.
Неважно, кто это, неважно, чем он
Она делает шаг вперед.
Вернее, пытается.
Свет ее отбрасывает.
Что такое? Она привыкла, что сила ее безмерна. Она снова делает шаг, но свет коробится, рычит и крепко шмякает ее о стену.
Фигура испуганно оборачивается, аура ее тотчас меркнет, являя взору низкий трехногий табурет и развернутую мешковину, на которой лежит та самая ужасная ноша – кучка речной глины.
А на столе источник шума – деревянный гончарный круг с незаконченной работой.
Круг замедляет свой бег.
Аура все меркнет.
Жажда крови гаснет.
В полминуты все замирает, горит лишь маленькая лампа, но фигура отчетливо видна.
Длинная шерстяная юбка. Платок сброшен на плечи, венчик темных кудрей. Рукава до локтей закатаны. Тонкие предплечья в грязных разводах. Изящные руки облеплены глиной и кажутся огромными. Покорность в зеленых глазах.
– Хорошо, что ты безъязыкий, – говорит Перел.
Глава тридцать восьмая
Почти идеальное сходство. Лицо любимого человека, который поцеловал его, благословил. Лицо человека, который умер четыреста лет назад.
– Как это сюда попало? – спросил Джейкоб.
– Всегда было здесь, – сказал Петр Вихс.
– Но откуда взялось? Кто это сделал?
– Никто не ведает, Джейкоб Лев.
– Тогда как вы узнали, что это Махараль?
– А как мы всё узнаем? Рассказываем детям, а те – своим детям. Мои дед и отец работали в синагоге. Я вырос на историях, которые передают из поколения в поколение.
– На мифах.
– Называйте как угодно.
Сводило пальцы: Джейкоб так стиснул керамическую голову, будто хотел ее раскрошить. Разжал хватку – на ладони остались красные вмятины.
– Можно вас попросить чуток отойти? – сказал он.
Петр отступил.
Коротышка, каким и помнился. Но на собственную память Джейкоб уже не полагался.
– Вы из этих?
– Каких – этих?
– Особый отдел.
– Впервые слышу, – сказал Петр.
– Полицейское подразделение.
– Я не полицейский, Джейкоб Лев. Мое дело – стоять на страже.
Джейкоб взглянул на керамическое лицо. Очень живое, оно, казалось, вот-вот заговорит голосом Сэма.
Нельзя. Я не разрешаю. Я запрещаю тебе.
Нельзя так поступать со мной.
Ты меня бросаешь.
– Почему вы пустили меня на чердак?
– Вы попросились.
– Наверняка многие просятся.
– Не все они полицейские.
– А кто?
– Туристы, – усмехнулся Петр.
– Лейтенанта Хрпу сюда приводили?
Охранник покачал головой.
– Тогда кого?
– Боюсь, я не вполне вас понимаю, детектив.
– Вы сказали, это место на всех по-разному действует. На кого еще оно подействовало?
– Это древний чердак, Джейкоб Лев. Я не могу утверждать, будто знаю обо всем, что тут происходило. Знаю только, что одни обретают здесь радость и покой. Другие ожесточаются. Кое-кто не выдерживает и сходит с ума. Но здесь все меняются.
– А я? Что произошло со мной?
– Я не умею читать мысли, детектив.
Дикий смех:
– И на том спасибо!
– Пожалуй, нам пора возвращаться, Джейкоб Лев.
Петр забрал голову и стал ее заворачивать.
– Почему вы все время так меня называете?
– Как?
– Джейкоб Лев.
– Так вас зовут, верно? – Петр влез на табурет и положил сверток на верхнюю полку. – Кажется, на иврите ваше имя означает «сердце». Лев.
– Я знаю, что оно означает, – сказал Джейкоб.
– А, – сказал Петр. – Тогда мне больше нечего вам предложить.
Спустились быстро – не дольше, чем по обычной недлинной лестнице. Руки-ноги слушались, дышалось легко. А как мозги? Это другой разговор.
Едва Петр задернул фиолетовую штору, в комнату вошла женщина лет сорока, в скромном темном платье, с молитвенником под мышкой.
– Доброй субботы, ребецин Зиссман, – сказал охранник.
– Доброй субботы, Петр.
– Доброй субботы, – сказал Джейкоб.
Женщина взглянула на его непокрытую голову в пыльной корке и хмыкнула.
У дверей зала их встретил вопросительный взгляд бородатого человека в меховой шапке и черном атласном балахоне. Петр поздоровался с ним на чешском, а затем Джейкоб уловил свое имя.
– Ребе Зиссман извиняется за свой плохой английский и приглашает вас на службу.
– Как-нибудь в другой раз. Но все равно спасибо. Доброй субботы.
Ребе вздохнул и, покачав головой, скрылся в зале.
– Молодец, что отказались, – сказал Петр. – Как начнет говорить – вовек не закончит.
На улице Яир сидел на поребрике и читал «Форбс».
– Желаю вам удача найти этот человек. – Он пожал Джейкобу руку.
– Спасибо.
– Иди покури, – сказал Петр.
Яир пожал плечами:
– Слушаюсь, босс.
Он сунул журнал Петру и, отойдя в сторонку, зажег сигарету.
– Какие планы, детектив Лев? – спросил Петр.