Големикон
Шрифт:
Вся обширная кухня была в буквальном смысле насыщена теплом. Заходя сюда, казалось, что на тебя тут же накидывают теплый шерстяной свитер, пару шуб и пальто сверху. Добавим к этому ароматов, которые вскруживают голову и заставляют голодный желудок трястись в конвульсиях – и начинается то состояние, когда становится так хорошо, что силы резко покидают тело, и нет ни желания, ни возможности делать что-либо, только лежать, лежать и лежать.
Но Кельш такому соблазну поддаться не мог, а потому резал, строгал, варил и кипятил, периодически вытирая
– Ну что, как твоя доставка? – спросил вдруг подошедший человек в кожаном фартуке, рядом с которым массивный отец Прасфоры напоминал маленький детский куличик.
– Пару дней назад все было просто прекрасно, – ответил Кельш, меняя картошку на морковку. – А сегодня весь день как-то… не везет.
– Эй! – здоровяк легонько хлопнул отца Прасфоры по плечу. – Ты что, приуныл? Ты? Это что, правда мой шестиюродный брат – приунывший?
Шестиюродный дядя Прасфоры размерами превосходил всех остальных Попадамсов – на-минуточку, семью, разросшуюся и разбежавшуюся по всем семи городам как хорошенько сдобренные сахаром дрожжи, – а потому его легкий хлопок по плечу был сравним с метанием каменного диска. Притом выигрышным.
Каким-то чудом нож не выскочил из рук Кельша.
– Нет, что ты, – неуверенно ответил он. – Просто я… задумался.
Кельш Попадамс практически никогда не унывал, оставался в тонусе и вообще, работал как батарейка, которой давно пора бы уже сесть, но она все еще в строю, постоянно выплескивает спонтанную энергию. И эти выплески – идей, начинаний, веры в лучшее – питали не только самого отца Прасфоры, но и всех окружающих, а потому доставка еды из таверны казалась начинанием, которое не может просто так взять и сойти на нет. На эту задумку должны были просто накинуться, как на ароматные булочки, но пока особо не клеилось. То ли метафорические булочки не приглянулись, то ли никто вообще еще не понял, что их уже испекли.
Короче говоря, Кельш не то чтобы приуныл… скажем так, он, как магическая лампочка, продолжал светить, но с редкими перебоями.
Сейчас произошел как раз один из них.
Но, в отличие от лампочки, отец Прасфоры мог починить себя сам.
– Раз в Хмельхольме появилось первое во всех семи городах Алхимическое Чудо, еще до Философского Камня, – заговорил Кельш, продолжая резать – невероятно, но факт – снова картофель, – то я просто не верю, что такая полезная задумка останется незамеченной. Временные трудности, временные трудности!
– Ха! – воздушный поток с грохотом выскочил из легких шестиюродного (или все же семиюродного? С Попадамсами никогда нельзя быть уверенным) дяди Прасфоры. – Вот это я понимаю, вот это действительно мой шестиюродный братец!
В воздухе повисла еще одна разжиженная фраза, но она так и осталась несказанной. Ее спугнул топот ног, быстрый и ритмичный, а потом в кухню ввалился запыхавшийся молодой человек. Огибая столы и перепрыгивая через корзины, он добрался до Кельша, который перестал резать, отложил нож и удивленно посмотрел на внезапного гостя.
– У меня, у меня… – молодой человек выдавливал из себя слова, пытаясь восстановить дыхание. – Для вас… вас… письмо!
Он поднял конверт в воздух – ну, говоря откровенно, не то что бы поднял, скорее рука его вялым шлангом полуприподнялась, согнувшись в локте.
– Письмо для меня лично? – ошарашенный отец Прасфоры взял конверт.
– Письмо для…– за этим последовал глубокий выдох. – Для вас, да.
– Идите-ка отдышитесь, выпейте что-нибудь, кружка за счет заведения, – пробормотал Кельш, распечатывая письмо.
Молодой человек засиял, как медведь, удачно обчистивший улей, и со всех ног понесся из кухни к длинным столам, совсем позабыв о своей недавней одышке.
– Да, вот что бесплатная кружка выпивки делает с человеком… – рассмеялся дальний дядюшка Прасфоры. Кельш не обратил на него никакого внимания, с пристрастием изучая письмо – хирурги препарируют лягушек и то не так тщательно и трепетно, как старался рассмотреть каждую букву отец Прасфоры.
– Эй, там все хорошо?
Анабиоз Кельша продолжался еще с минуту. Потом хозяин «Ног из глины» опустил письмо, потер глаза, промокнул фартуком вспотевший лоб и сказал:
– Все просто отлично, – для уверенности, Попадамс еще раз взглянул на письмо. – Все просто, просто отлично. Только скажи мне, насколько хорошо ты помнишь всех наших родственников? И, кстати, а где Прасфора?
По дороге девушка задержалась. Совсем не собиралась останавливаться, спешила по неумолимо осенним, притухшим улочкам. Сменялись таблички с названиями: «Тминная улица», «Мускатная улица», «Табачный переулок». И тут Прасфора совершенно случайно опустила глаза вниз – остановилась, увидев зажавшегося в угол и мяукающего рыжего котенка. В больших глазах того мерцало сущее непонимание.
Попадамс улыбнулась и наклонилась к нему.
– Ну и что же мы тут делаем, а?
Котенок, ясное дело, мякнул, вроде как сообщая: «да сам не знаю».
Прасфора подняла его, схватив под передние лапы – тот сосиской повис в ее руках. Девушка поднесла его к себе, поводила носом около его мордочки, играясь. Потом по нормальному взяла на руки и стала тискать, поглаживая. Шерсть была мягкая и ухоженная, котенок, судя по всему – явно домашний.
– Ну и как же тебе угораздило тут оказаться, а?
Ответ пришел откуда не ждали – даже не от котенка. Из-за угла выбежало несколько разгоряченных подростков, яростно ища нечто глазами и пререкаясь. Котенок, подумав, видимо, что он черепаха, попытался спрятать голову в несуществующий панцирь.
Девушка сложила два и два.
– Дай мне спички! – махал руками один из детей с растрепанными волосами. – У меня точно получится!
– Да ни разу! Ты что, думаешь, что раз я не смог, то ты вот так сможешь?!
– А я его нашел! – закричал третий. – Вон он!