Гольф с моджахедами
Шрифт:
— Да уж без обиды, — сказал Ефим Шлайн. — Свои, деревенские. Чего уж…
И, приметив, что Кинг Конг закусывает остатками его шашлыка, сказал:
— Кушайте на здоровье, у нас много!
Он с отвращением посмотрел на растянувшуюся в веселом оскале пасть Кинг Конга и груду грязной одежды Евтихиева, включая серые, никогда не стиранные кальсоны и почерневшую, с мокрыми разводами под мышками тельняшку, которые ему предстояло одеть.
Ефим вздрогнул, когда Евтихиев быстрым, неуловимым движением левой руки снял с него очки. В близоруком тумане Шлайн разглядел, что заросший опробовал на своих глазах стекла,
— Ладно, возьми обратно, не пригодятся…
И кинул очки на груду своих гнусных обносков.
Слабенькая надежда, что хотя бы обувка не подойдет дезертирам размером, не оправдалась.
В своем кабинете Хаджи-Хизир Бисултанов проверял списки кандидатов на ежегодный священный хадж в Мекку, который организовывал и оплачивал финансовый имамат «Гуниб» по его, Бисултанова, инициативе. Он и сам трижды совершил в Саудовской Аравии хождение в белых одеждах в долину Арафат, где, оставшись наедине с совестью и Всевышним, вместе с другими мусульманами, белыми, желтыми и черными, молился о прощении грехов. Он по-хорошему завидовал тем, кто на этот раз ехал туда, хотя зависть и грех.
Молитвенно смежив веки, он словно воочию видел прекрасные шоссе, ныряющие в тоннели в форме луковок, длинные, на километры растянувшиеся улицы армоцементных подобий бедуинских палаток для паломников, расцвеченные огнями самые высокие в мире минареты, черный куб Каабы со священным камнем «Аль-хаджар аль-Асвад». Семь раз обойдут люди из его списка вокруг Каабы, семь раз пробегут между священными холмами Сафа и Марва, столько же раз, сколько потребовалось Хаджар, невольнице пророка Ибрагима, чтобы над изголовьем своего сына Исмаила увидеть ангела, указавшего гибнущим в пустыне от жажды священный источник Замзам…
Правоверным в Аравии Аллах даровал и другой источник — нефтяной. Как черпать из такого же в Чечне — пример есть, его оставил великий правитель Абу-Даби и самый богатый мусульманин Шахбут ибн-Султан, чье княжество совершило фантастический взлет к богатствам на нефтяных фонтанах. Груды золота! Толпы иностранцев! Стаи дельцов! Вместо близкого, растворенного в мареве горизонта пустыни — весь мир! Он, этот мир, а не нищую Россию с её казаками, танками, тупыми бюрократами и омоновцами, можно было бы увидеть и отсюда, из-за тесных гор Чечни… Эмир Абу-Даби складывал золотые бруски под кроватью. Смежная со спальней комната глинобитного дворца Шахбута ибн-Султана перед его кончиной была до отказа забитой крупными банкнотами разных стран, из которых крысы изгрызли купюр на два миллиона долларов.
Эту историю Саид-Эмину Хабаеву, которого сопровождал Хаджи-Хизир, рассказал наследник Шахбута, вылощенный бедуин с оксфордским дипломом, нефтяной магнат, презиравший и политику, и власть, и дикое прошлое эмиров, которых при рождении повивальные бабки купали в верблюжьей моче. Кабинет магната, оформленный в мраморном дворце парижским дизайнером, был выдержан в цвете золота. Кресла, обивка стен, стол, корпус компьютера, телефонные аппараты, плоский шведский телевизор, подвешенный, как панно, на стене, все, абсолютно все покрывала позолота, и в хрустальной вазе стоял букет свежих роз, доставленных в песчаную пустыню из Ниццы летающим за ними ежедневно самолетом. На стене в золотой рамке под стеклом висела выцветшая расписка, выданная Шахбутом
Бисултанов впервые увидел, как загорелись глаза обычно холодного и расчетливого Хабаева.
— Дед поленился пересчитать на штуки золотые соверены и талеры времен императрицы Марии Терезии, которые ему прислали, — сказал потомок. — Он настаивал, чтобы рассчитывались монетами, к слиткам относился с прохладцей… Вот и написал расписку только за мешки…
Аллах всемогущий, за нефть вокруг Грозного, которая жирнее аравийской, такими мешками можно набивать товарные вагоны! Шестой год, сочась из скважин и пропитывая подвалы домов, она либо грязнит подпочвенные воды, либо сгорает.
…Хаджи-Хизир вздохнул. У правоверного не должна кружиться голова на берегу потока с золотом. Он вернулся к своим бумагам.
Пройдясь по списку вещей, которые следовало заготовить для паломников, Хаджи-Хизир приписал пластиковые контейнеры. В них будущие хаджи повезут домой из Саудовской Аравии сувениры — хурму и воду из священного источника. Число контейнеров равно числу паломников минус один. Этот домой, в Чечню, вернется не сразу. Кандидата он подобрал — Шепа Исмаилов, который проходит проверку на надежность.
Правильно говорят, что чеченцы плохие конспираторы. Много бравады. Много взаимной зависти и недоверия… Шепа — исключение, особенный. Школа ваххабитов [12] в Эр-Риаде укрепит его дух, религиозное чувство и боевое мастерство моджахеда.
Отложив списки паломников, Хаджи-Хизир с возрастающим раздражением размышлял теперь о том, какую неподъемную, а возможно, и ненужную работу затеял Саид-Эмин Хабаев. Она определенно потребует его, Бисултанова, постоянного присутствия в Горе. Из-за кафиров, в возрастающем числе появляющихся в «Гунибе»…
12
Ваххабиты — экстремистское направление в исламе, претендующее на «чистоту».
Он взглянул на часы. Донесение должно бы уже прийти. Прошло около суток, как отпустили агента ФСБ, выдававшего себя за моссадовца. А если он и действительно из этой службы, ошибки тоже не будет… Конечно, здесь и в Дагестане Хаттаб, уроженец Иордании и подданный Саудовской Аравии, никогда не покидавший Северный Кавказ, плохо рассчитал людские и прочие ресурсы российской армии, недооценил изворотливость ФСБ, распускающей слухи о собственной слабости… Однако новое поколение бойцов, грамотное и современное, действительно ненавидящее Россию, грядет, грядет неминуемо. Не на одном Хаттабе держится священная борьба.
Он снова взглянул на часы.
В экстренных случаях Хаджи-Хизир, бешир внутренней контрразведки финансового имамата «Гуниб», разрешал своим мюридам пользоваться радиосвязью. Мобильный пискнул.
— Слушаю, — произнес Хаджи-Хизир.
— Хаджи, — сказал Шепа Исмаилов, — мы настигли их на втором привале. Забросали гранатами у костра. Останки сожгли.
— Уверен, что это кафир и Пайзулла-Продажный?
— Хаджи, комбинезон иудея я сам бы одел, да он изорвался в клочки… Такой на всем Кавказе один, я не видел второго. Горные ботинки Пайзуллы сохранились, я их…