Голливудские дети
Шрифт:
Шелия уже умело расстегивала «молнию» на его брюках.
Он протянул ей презерватив.
– Эй, детка, надень-ка на меня это, – предложил он небрежно.
К его удивлению, она беспечно отшвырнула презерватив в сторону.
– Ненавижу эти штуки! Мы оба здоровы – так зачем это нужно?
О черт! Он нервничал из-за СПИДа.
– М-м… я бы чувствовал себя лучше, – пробормотал он.
– Я знаю, как заставить тебя чувствовать себя лучше, – заворковала она и заработала ртом, как помпа.
Господи! Она
Как только все закончилось, он подумал о том, чтобы уйти, но Шелия, как видно, не разделяла его мнения. Сбросив оставшуюся на ней одежду, она раскинулась на кровати и заявила голосом, не допускающим возражений:
– А теперь ты. Бери меня, детка, ешь меня!
Он смотрел на ее тщательно побритое тело. Куда ушли добрые старые времена, когда треугольники темных волос оставались нетронутыми?
– Ох… я, кажется, не смогу, – неловко сказал он.
– Что?
Он уже вставал с постели, застегиваясь.
– Закончим в другой раз, ладно? Я не очень хорошо себя чувствую.
Она была недовольна. Она была просто в бешенстве.
Он ушел и, выйдя на улицу, некоторое время сидел в машине, положив руки на руль. В такие моменты он понимал, почему многие предпочитают платить за это. Когда ты платишь женщине, тебе не нужно обедать с ней, выслушивать ее болтовню, и ты не обязан ублажать ее.
И, что гораздо важнее, если ты захочешь воспользоваться презервативом, ни одна шлюха в мире не станет возражать.
ГЛАВА 19
Бобби получил причитавшийся ему экземпляр «Стайл Ворз». Его фотография на обложке просто притягивала взгляд. Фотограф из журнала снял его в тот момент, когда Бобби, обнаженный, выходил из душа. Конечно, определенные части его тела оставались скрытыми запотевшей стеклянной дверью. Тем не менее, было видно, что он совершенно обнажен.
Фотограф – маниакального вида соблазнительная дама с рыжими мелко завитыми волосами – уговаривала его согласиться на это. Она была столь уверена в себе и говорила столь убедительно, что он сдался. В конце концов, ведь Слай позировал обнаженным для обложки «Вэнити Фэр», а Деми Мур даже сделала это своим любимым развлечением. Он хотел, чтобы фотография запомнилась. Да, эта фотография, без сомнения, запомнится!
Было странно видеть себя на яркой обложке общенационального журнала. Он чуть было не рассмеялся в голос. Его тело выглядело мускулистым и натренированным: сказывались постоянный бег и занятия в спортзале.
Заголовок на обложке был набран броскими красными буквами: «Бобби Раш своей мускулатурой вытеснил со сцены Папочку», статья Кеннеди Чейз.
Это его не обрадовало: ведь пресс-агент заверила, что упоминаний об отце в печати не появится.
Он вызвал по интеркому свою
– Бет, соедини меня с Эльспет, – попросил Бобби, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.
– Она была здесь, но ушла, Бобби. Вызвать ее?
– Давай. Пусть идет прямо ко мне.
– Как только, так сразу.
Слегка напуганный, он открыл журнал и нашел статью. Там было еще шесть фотографий. Сперва он изучил фотографии, чтобы отсрочить чтение статьи, которая обещала быть не слишком приятной.
И в лучшие-то времена давать прессе интервью означало идти по извилистой тропе, полной неожиданности, а уж с такой изворотливой дамочкой это будет прогулкой по минному полю.
О'кей. Теперь он прочтет это. Глубоко вздохнем, оставим в покое заголовок и посмотрим, что она сочинила.
«Бобби Раш, бледная копия Большого Папы, Джерри, считает себя крутым и, разгуливая по студии, ведет себя так, словно она его собственная. Это единственная роль, которую он удачно играет, ибо в остальном, кажется, единственное, что он умеет, – так это красиво раздеться. Какая фигура, какой зад! Теперь мы все знаем это. Папочка может гордиться».
Дальше – хуже.
«Почему Бобби Раш стал звездой? Может быть, Большой Папочка использовал влияние своей клики в городе, где столь развит творческий непотизм, чтобы Бобби оказался тем, кто он есть?»
Он застонал и швырнул журнал в дальний угол. В ту же минуту Бет просунула голову в дверь.
– Что-нибудь не так, Бобби?
Он попытался ответить легко, хотя внутри у него все бурлило.
– Нет. Меня только что изобразили главной задницей года – что же тут может быть не так?
Бет выразила приличествующие случаю соболезнования.
– Мне очень жаль.
– Тебе жаль. Где, черт возьми, Эльспет?
– Едет сюда.
Это было нечестно. Все это интервью было сплошными нападками и сомнением в его актерской и человеческой самостоятельности. Кеннеди Чейз намекала, что единственной причиной его успеха были его родственные связи, и без устали превозносила Джерри. Этот сукин сын под ее пером был просто святым.
А ведь она могла бы знать правду: знать, что он, Бобби Раш, добился успеха лишь благодаря своему тяжкому труду и ничему больше, и что Джерри был бы счастлив, если бы Бобби навеки остался в его тени.
Но нет – правда не интересовала Кеннеди Чейз. Она хитростью выманила у него интервью и при этом еще выставила его в идиотском виде.
Он чувствовал себя так, словно его предали. Насколько он помнил, он совершенно безукоризненно вел себя по отношению к этой женщине, и все же по какой-то непонятной причине она решила облить его грязью.
Эльспет вошла в его офис, плотно сжав губы и с хищным выражением на лице. У нее в руках был экземпляр «Стайл Ворз» и, сунув журнал Бобби под нос, она заявила: