Голод. Дилогия
Шрифт:
– Ну? – в очередной раз тревожно окликнула старика Мэйла. – Что там сзади?
– Понять не могу, – раздраженно проворчал маг. – По-всему выходит, что идет кто-то, но не по следу, а в стороне. Человек вряд ли. Зверь, наверное. Человека я бы распознал.
– Не зарекайся, – прищурилась Мэйла и бросила подозрительный взгляд на Кессаа. – Если бы это Тини была, ты ее распознал бы только после того, как тело свое старческое покинул. Да и у Ирунга всегда найдутся хорошие амулеты, чтобы колдовство твое отринуть.
– Ирунг никогда с врагом лицом к лицу не станет, – отмахнулся Гуринг. – Хитер для этого слишком. Старый кабан куда как опасней
– А вот это мы посмотрим еще! – нехорошо расхохоталась бывшая наставница Кессаа и объявила на припорошенной снежком полянке привал.
Стражники делали свое дело молча. Четверо тут же разошлись в стороны, чтобы следить за лесом. Двое занялись лошадьми, остальные неторопливо, но удивительно быстро принялись ладить костер, набирать с ветвей снег в котел, потрошить мешки со снедью. Кессаа уже должна была бы привыкнуть к походному ритму, но привычка ей и не требовалась, девушка словно пребывала в полузабытьи. Она послушно сползла из седла, дождалась, когда Мэйла набросит ей петлю на шею, распутает руки и покорно пошла вслед за жрицей в сторону для оправки. Точно так же покорно она привела одежду в порядок, нимало не заботясь, что кто-то из стражников может оглянуться и застигнуть ее в срамном виде, и вновь побрела за Мэйлой. Та уже не пыталась разговаривать с пленницей. Всякий вопрос, жест, окрик в ее сторону вызывал у Кессаа немедленные слезы, остановить которые, как ворчал Гуринг, можно было, только если вовсе не давать Кессаа пить. Знал бы старик, с каким желанием бедняжка воткнула бы нож ему в горло, не бормотал бы сочувственно и не закатывал страдальчески глаза при очередном потоке слез. Не от слабости текли те слезы. Избыток ненависти через них изливался, избыток, который порой грозил захлестнуть Кессаа, заставить ее зарычать и броситься с оскаленными зубами на доброго престарелого мага, на заботливую наставницу, да и на собственную тетку, которая отправила ее в сумасшедший поход. Только слезы позволяли Кессаа оставаться безучастной, когда каждая частичка ее тела занималась одним – копила силу и творила внутри себя холод, превращая пылающую ненависть в ледяную решимость и спокойствие. Лишь один Хеен не верил ее слезам. Садился напротив и, чтобы ни делал при этом, глаз с девчонки не спускал.
Тогда, в Вороньем Гнезде, при виде Седда Креча ужас сковал Кессаа, хотя разве мог он властвовать над ней, парящей под потолком? Кессаа едва не погасла, чудом не улетела за ту грань, куда старался отправить ее воскурениями Гуринг. Хотя уже через мгновение пожалела, что не улетела. Зрелище было отвратительным. Хеен застыл с зажатой в руке плетью. Гуринг танцевал с горшком. Седд Креча прохаживался у дверей, а Мэйла сдирала с нее одежду, мыла безвольное тело горячей водой и наконец опутывала невидимыми волокнами, прозрачной паутиной, которую все тот же Гуринг, заливаясь потом, принялся вытягивать из поднимающихся к потолку языков дыма.
– На сколько дней хватит этой ворожбы? – наконец, хмуро бросил Седд, когда пришел черед одевать пленницу.
– Навсегда, – постарался выпрямить согнутую спину маг, хотя тут же затряс седой бородой: – Но если предположить, что в девчонке достаточно силы… Хотя мне всегда казалось, что в ней больше упрямства…
– На сколько дней? –
– На месяц, не меньше, даже если бы ее Ирунгом окликали! – склонился в поклоне Гуринг. – Даже если лучшие маги Скира будут расплетать этот приговор, на месяц! Сила этого заклинания в свойствах природных минералов и таинствах заречных лесных колдунов. Отринуть его раньше невозможно, потому что…
– Хватит, – оборвал старика Седд и обернулся к Мэйле: – Отвечаешь за девчонку собственной жизнью. Приведи ее в порядок и не спускай с нее глаз. Ну а уж ты, Гуринг, позаботься, чтобы она не расправилась с вами, как со стражниками Ирунга.
– Не расправится! – уверила тана Мэйла.
– Однажды ты сказала нечто похожее, – холодно одернул ее Седд. – Не повторяй собственных ошибок. И запомни главное: я прощу тебе, если ты погибнешь, и девчонка попадет в лапы Ирунга или даже конга, но если рядом окажется Тини, тебе придется убить ее.
– Убить Тини?! – напряглась Мэйла.
– Кессаа, – жестко выговорил Седд.
– Почему? – не поняла Мэйла.
– Я должен объяснять? – повысил голос тан. – Или не ты смотрела в зеркало Сето, когда прежняя жрица храма дух испустила? Или не ты мне рассказывала собственное видение? О том, что девчонка с золотыми волосами может разбудить неведомого, необоримого Зверя? Суйку расплескать по всему Скиру? Землю кровью умыть? Помнишь?.. Посмотри на ее волосы! Посмотри!
– Так она же дочь твоя… – пролепетала Мэйла. – И волосы ее пока коротки…
– Ты хочешь, чтобы я выбрал между ней и гибелью Скира? – удивился Седд. – Да, волосы ее пока коротки, оттого и от Димуинна ее сберегать не надо – есть одна задумка, а от Тини береги пуще глаза! Нет никого опасней этой ведьмы. Убьешь, если припечет?
– Убью, – согласилась побледневшая Мэйла.
– Вот и славно! – неожиданно улыбнулся тан. – Только уж постарайся, дорогая моя, чтобы этого не случилось. Ни здесь, ни в пути. Без дороги пойдете. Таиться придется так, чтобы о вас и слышно не было! И поторапливайтесь, пока обильный снег не выпал. Сделайте так, чтобы я вас возле Дешты не ждал долго!..
Шепот, едва слышный, в ушах стоял. Кессаа чувствовала, как жесткие руки бывшей наставницы, нимало не заботясь, что стражники возятся с костром в двух шагах, стянули с ее головы платок и принялись перебирать волосы. А в ушах который день стоял все тот же многообещающий шепот: «Убью». Боги Скира, неужели она и вправду во власти магии этого мерзкого старика?! Неужели Мэйла действительно готова ее убить? Да кто она такая?!
Постой, постой! Отчего она не думает о других словах – «дочь твоя…». Не оттого ли, что думать об этом не может, потому как, не успев узнать имени отца, узнала, что он готов предать ее смерти? Да и способна ли она сейчас думать, или все ее попытки по крохам собрать силы не более чем сладкий туман, застилающий разум? Что делать?
Принесет ли облегчение имя, которое так сладко звучало на губах – Лебб? Гуринг говорил тогда, что Лебб плох. Старик лгал ей во всем, начиная с того, что прикидывался немощным, когда был крепок. Не значит ли это, что его слова о том, что Лебб плох, следует понимать ровно наоборот? Увидит ли она Лебба? Увидит, даже если ей придется убить и Мэйлу, и Гуринга, и каждого из этих стражников, что косятся неотрывно в ее сторону, хотя и делают вид, что заняты делом. Только Хеен не скрывает пристального взгляда, лица не отворачивает. Боги Скира, как легко слезы льются из глаз…