Голод
Шрифт:
– Граждане, попрошу вашего внимания!
Внимание нам с Факелом и так было обеспечено, но надо же с чего-то начинать.
– Вначале хорошие новости! – продолжал я. – Вам больше не нужно бояться каннибала. Во-первых, не каннибал и был, а во-вторых…
Я картинно указал на бричку с трупами. Факел подвел лошадку к костру и остановился. Лошадка тихо фыркнула. Беженцы осторожно поглядывали на бричку и негромко переговаривались. Сзади подходили еще любопытствующие. Они не рисковали лезть на глаза инквизиции и те, кто оказался в задних рядах, быстро пересказывали им суть дела. Я расслышал слова: "да
– Осмелюсь спросить, господа, а где остальные люди?
Беженцы тотчас притихли в ожидании ответа.
– Какие – остальные? – строго спросил Факел.
Под его взором старичок малость пожух, но не отступил и несколько витиевато напомнил, что пропало куда больше народу, чем мы сегодня настреляли.
– Не всё сразу, старина, - сказал я. – Не всё сразу. Давайте вначале с этими злодеями разберемся.
– Так вы же с ними это… разобрались уже, - произнес какой-то крестьянин.
По крайней мере, одет он был по-деревенски, и в лаптях.
– Не до конца, - ответил я. – Нам нужно знать, как их звали, где они жили и всё прочее.
Что именно "прочее", я и сам толком не знал, потому оглянулся на Факела.
– Эти люди наверняка бывали среди вас, - неожиданно мягко заговорил инквизитор. – Жили среди вас, пользовались вашим гостеприимством и высматривали, как бы напасть на вас. Посмотрите на них. Кто-нибудь уже видел их раньше?
Насчет гостеприимства он определенно маху дал, но в целом сработало. Когда Факел указал пальцем на трупы, взгляды последовали за ним. Люди забормотали, негромко переговариваясь. Бородатого признали сразу.
– Из городских он, - уверенно заявил босоногий парень призывного возраста с фингалом под левым глазом. – Из Дубровника.
Добрая дюжина голосов это тотчас подтвердила, но как его звали – никто сказать не мог. До личного знакомства он ни с кем ни снизошел. Всё, что знал парень:
– Плотник он здешний.
Как оказалось, бородатый регулярно набирал себе подручных: погрузить что-нибудь, например, или еще какую работу в том же духе исполнить. Работа обычно была тяжелой, но плотник считался государственным служащим и расплачивался полноценными пайками, причем, в отличие от других городских, ничего из них себе не забирал. За право первым полебезить перед ним, выпрашивая работу, мужики, бывало, даже дрались.
Затем женщина в синем платье заявила, что одного из подельников бородатого она точно встречала. Он, шельмец, у нее пятак занял, и не отдал. Женщину звали Вера Ивановна и она пришла с последней волной беженцев. Шли они на Петрозаводск, но прошел слух, будто бы в город беженцев не пускали, и они свернули на Дубровник. Здесь уже был лагерь таких же неудачников. Вот при повороте на Дубровник этот тип к ним и прибился.
Был ли с первым подельником – второй, этого Вера Ивановна не запомнила, но еще один босяк уверенно заявил, что в лагере они уже были вдвоем. Более того, эти двое еще и к плотнику подлизаться успели. Новоприбывшим приличная работа якобы не полагалась, ее и пришедшим раньше не всем хватало, но плотник в такие тонкости не вникал и брал тех, кто ему глянется.
– И, прямо сказать, - добавил парень с подбитым глазом. – Хоть и людоед, а справедливый
Кто-то резко ответил, что его сюда никто не звал, и свидетельские показания потекли потоком. Если бы я вникал в перебранку, мог бы узнать, кто тут вор, кто – подлец, а по кому и вовсе виселица плачет.
– Ты был прав, - сказал я Факелу. – Коллектив не дружный.
Инквизитор со мной согласился, и добавил, что здесь мы уже узнали всё, что могли. Лошадка согласно фыркнула. Мол, пойдем отсюда. Когда мы уходили, парню подбили второй глаз.
– Давай-ка еще церковь проведаем, - сказал Факел. – Священники обычно многое о своих прихожанах знают.
– Вряд ли культисты ходили сюда на исповедь, - ответил я.
Судя по внешнему виду, ее и простые прихожане-то не жаловали.
– Внешность бывает обманчива, - сказал мне Факел.
Крыльцом церквушке служила полугнилая доска, брошенная перед входом прямо на землю. Входная дверь оказалась не заперта. Она громко скрипнула, когда я потянул ее на себя. За дверью была темнота. Из нее тоненький, похожий на детский, голосок спросил:
– Кто там?
Только теперь я вспомнил, что староста говорил что-то про приют.
– Свои, - сказал я.
– Смиренные братья инквизиции, - добавил Факел, постаравшись, чтобы это прозвучало действительно смиренно.
Когда он действительно хочет, у него это получается.
– Смирные – это хорошо, - раздался другой голос, постарше и определенно женский.
Затем в темноте появился свет. Он озарил темные сени и фигуру в монашеской рясе со свечой в руках. Свечу держала девица лет шестнадцати, вряд ли больше. На лицо – симпатичная, но взгляд – настороженный и строгий одновременно. Он сразу давал понять, что незваным гостям здесь не рады, а мы, как ни крути, они самые и есть.
Тем не менее, монахиня сказала:
– Добро пожаловать.
Факел привязал лошадку у входа и мы вошли. Сени были просторные, а захламлять их, по всей видимости, было нечем. Монахиня представилась как сестра Анна, глава здешнего приюта. Я в ответ представил нас обоих. На прозвище Глаз она среагировала, внимательно глянув на меня, но ничего не сказала. Когда я рассказал о цели нашего визита, она, секунду подумав, твердо заявила, что трупы останутся снаружи, а ее подопечные – внутри. А вот вопросы позадавать – отчего бы и нет?
– Только, пожалуйста, оружие оставьте здесь, - сказала сестра Анна.
Факел без слов сбросил сбрую с огнеметом на пол. Я посомневался, стоит ли оставлять без присмотра мою прелесть. Факел предложил повесить винтовку на стену. Там были рядком вбиты гвозди вместо вешалок. На некоторых висели какие-то тряпки. Свет с улицы туда не попадал, и за тряпками кожаный чехол был неприметен, а скрип входной двери возвестил бы о новых гостях.
Из сеней в главное помещение вела толстая дверь. За ней на табуретке сидел страж: мальчишка лет двенадцати с колом в руках. Не удивлюсь, если кол был осиновый. В центре комнаты стоял длинный стол, по обе стороны которого расположились дети. Их было дюжины две, от совсем малышни до подростков. Перед каждым стояла деревянная миска. Когда мы с Факелом вошли, все дружно повернулись к нам.