Голое небо

Максимов Николай Михайлович

Закон (1-й вариант)

Хвала тебе, Закон, старик слепой! Твоя рука в сияющих запястьях Вознесена над миром и судьбой, И мы в Твоей неколебимой власти. Вокруг тебя — суровый, вечный храм: Кадильницы планет, тобой заклятых, И пламенных дыханий фимиам, И кровь живых, мучительно распятых. И в вышине — над гибелью живых — Звучание насмешливого хора… Горит рука в запястьях огневых Стоящего над миром Дирижера. Мы на Кресте спокойно примирились, Мы

поняли проклятий шутовство, И мудрости жестокой поклонились, И мы — Твои, слепое божество. 1918

Павловск

В этом парке надо чтить обряд: Поиграть старинною печалью, Погрустить, любуясь темной далью, Где туманы, дымы и закат. Но чтоб мягче погрустили мы, Эти воды мертвенно-покойны, И круглятся плавные холмы, И деревья встали цепью стройной. И всегда веселый этот стих Здесь печалям сладким не изменит, В тихой думе на мосту оленей, У прудов студено-неживых. 1921

Крез

Проходит жизнь, и мне не горько, Что я богатства не нашел, И в самой маленькой каморке Просторно мне и хорошо. И все свободнее теперь я В мои спускаюсь тайники, Где поэтические перлы Моей любви, моей тоски. Кровати жалкое железо И небеленая стена, И все-таки богаче Креза Владелец творческого сна. 1924

У театрального фойе

Огни и тени. Легкие перила И переходов странные углы, И призраки гуляющих проплыли, И стынут неподвижные светила В спиральных клубах синеватой мглы. Назойливо-блистательные люстры, И белый холод мраморных колонн, И дальней музыки неверный звон, Но мысли спутаны и слишком густо Надышан воздух, ласковый, как сон. Закрыв глаза, я вижу снова залы, Прилив огней и лестницы пролет, За синей мглой блестят и дышат залы… И сна уж нет, и, чудным светом залит, Я чую вновь и толпы, и тепло. И пусть легко в сумбурных переходах Запутаться, и мысль — как смутный сон, И бесконечна лестница времен. Но что мне время, и что сон и холод! Я в синем дыме вовсе растворен. 1924

Март

Только в марте и бывает Смертная тоска, И томят огни, трамваи, Лужи, облака. И опять о счастье глупый Плакал человек, И опять уныло хлюпал Под ногами снег. Март 1927

«Ночью долго мне не спится…»

Ночью долго мне не спится, Память — душная темница, И тяжелые тиски Самой каменной тоски. О несбыточной свободе Я тоскую сам не свой, И вода в водопроводе Глухо плачет за стеной. 1926

Я долго брел без цели

Я долго брел без думы и без цели Среди осенней сумеречной мглы, И лиловели тонкие стволы В зеленовато-сером можжевеле. И ветр, недавно певший еле-еле, Уже слагал безумию хвалы, И пенные бурунные валы Зеленошерстные вдали ревели. И вот я видел ясно каждый вал, Звереющий, швыряя пеной шаткой Над каменной квадратною площадкой, Где я сонетом звонким измерял, Как и во мне, и на море крепчали Порывы дикой, яростной печали. 1923

«Когда я безумно устану…»

Когда я безумно устану От вечных словесных трудов, Когда сочинять я не стану Назойливо-ярких стихов, Когда до конца я истрачу Запасы бенгальских огней, — Я знаю, я тихо заплачу О жизни нелепой моей. И вспомню те ранние зори, Когда я был радостно нов, Они утонули в позоре Надуманно-ярких стихов. 1925

«А ты, поэт, мечтатель и повеса…»

Они живут средь гладкого напева, Их жизнь надменна и пуста…

А ты, поэт, мечтатель и повеса, В «сегодня» видел лишь врага, Гулял в веках и гущу их навеса, Как ветви, мягко раздвигал. И пусть надменны силы тяготенья, И тихо катятся века, Но за оградой первого стремленья Даль осязательно близка. И будет мир единой, стройной цели, Благие, мертвые сады, И для него в мечтах твоих созрели Железных мускулов плоды. И музыке торжественного слова, И соловьям стальным внемли, И полюби грядущий рай плодовый, Созданье лучшее земли. 1925

Поэт

Ты не боец, и ты стоял в сторонке От бурь и битв, и ты не знаешь сам, За что тебе дается голос звонкий И вдохновение приходит по ночам. Ах, молодость и силы для того ли, Чтобы лишь изредка, едва-едва, От дикого вина гражданской воли Твоя кружилась голова. И вот опять чужой звериной сшибке, Ты слышишь песни нежной старины, Или губам твоим лишь по ошибке Напевы звучные даны. 1924

Алхимик

В квадратной келье длительно и мерно, Моя надежда, умирала ты И меркла средь вечерней темноты, Как этот луч над башенкой химерной. А все-таки моя дрожит рука Над колбами, над порошком растертым, Неугомонные звенят реторты, Как музыка волшебная, пока — Не помутится бедное сознанье, И с наступленьем завтрашнего дня Мне не почудится, что все вокруг меня Лишь золота чистейшее сиянье. 1923