Голое небо

Максимов Николай Михайлович

Мой голос капризен и тонок, Мой жребий позорно-нелеп, И я только слабый ребенок На пиршестве мощных судеб. Я знаю, что век мой — великий, Что он закалился в бою, Но я только песню мурлыкал, Негромкую песню мою. Мне вашего знанья не надо: Ведь скучно оно и мертво, И детское счастье Эллады Мне нравится больше всего. 1927

«Я говорю о счастье и покое…»

Я говорю о счастье и покое, О

синем времени и дальней Трое И об ее пологих берегах. Прибой волны — и снова, как тогда, Разумно, счастливо и мирно, Мы любим жизнь и строим города И мы железные пасем стада На вольных пастбищах всемирных. 1926

СТИХИ ОБ ИСКУССТВЕ

История и современность

Мы темные и буйные сыны Той матери, чье имя современность, А для нее — сомнительная ценность И ваши выдумки, и ваши сны, И это кружево певучих строф — Ненужные развеянные крохи Нам чуждых песнотворческих пиров, Наследие забытых мастеров, Последний луч отверженной эпохи.

Новые поэты

Мы упорные рабочие и поэты, Из тяжелых камней строим поэмы, Облекаем звезды и планеты В эмпирические брони — системы. Наши формулы о материи измеренной Заплетаем мы утонченным неводом, Погружаем все уверенней и уверенней В океане отдаленном и неведомом. 1918

«Все говорят: искусство не игра…»

Все говорят: искусство не игра, Нам праздное волненье надоело, И что теперь поэты? Мастера Упрямые, с душой оледенелой. Да, я люблю творенья мастеров, Но думаю, что радости и муки Соткут узоры самых лучших строф И самые изысканные звуки. И если только блеск и красота Стихи мои, и нет в них искр горячих, Я буду ждать, сурово сжав уста, Биеньем сердца созданной удачи.

«Коснися легкой кистью полотна…»

Коснися легкой кистью полотна, Коснись резцом прекрасного металла, И будет то, что пламенем металось, Вдруг заморожено на времена. Да, я люблю тот вестовой флажок На улице, где бешеная скорость, Взовьется он, — и не летят моторы И буйства мерного не бьется ток. И я познал: искусство — не любовь, И не призыв, не жадное движенье, И флаг его — лишь флаг успокоенья, Что тормозит в кипучем сердце кровь.

Зима истории

Зима истории сурова, Еще весны не пробил час, И тучность снежного покрова Еще отягощает глаз. О, как противны мне сугробы Холодной косности и злобы! Ведь я веселый, я сквозной, Совсем как раннею весной Зеленоватый пух лесной. 1922

Пес

Тупыми жалкими глазами Смотрю я нежно на тебя, Твое могущество любя, Мой страшный, мой большой хозяин. Служу тебе, я — верный пес, И пусть меня ты плетью трогал, Но и до смертного порога Я преданность мою донес. 1925

«Мне хочется опять…»

Мне хочется опять, Как в летний день веселый Мед собирают пчелы, Созвучья собирать. Как улья — строфы, длинный Однообразный ряд, И губы жадные лишь говорят Неугомонной музыкой пчелиной. 1925

«Я поэт, я дыма бесполезней…»

Я поэт, я дыма бесполезней, Я нежней фиалок и мимоз, Но неизлечимые болезни Беспощадно мучают мой мозг. А с какою тайною любовью Я встречаю каждую весну, И к чужому счастью и здоровью Песнями ненужными тянусь. 1926

Зеленый луг

Жизнь прошла, и радостным я не был, Но так ясно вспомнилось мне вдруг, Простодушно-голубое небо Да зеленый и широкий луг. Помню шорох и травы и крови, Я стоял у низкого плетня И смотрел на мир, который внове Открывался для меня. Я еще ребенок, я счастливый, Оттого ль, что был пригожий день, Оттого ль, что развевались гривы У веселых рыжих лошадей. Что трава шумела, оттого ли, Но тогда почувствовал я вдруг: Мир земной спокоен и приволен, Как зеленый и широкий луг. Жизнь прошла, и вот знакомый образ Вновь растет в назойливом бреду, Он зовет меня к тоске недоброй, Он ведет меня на поводу. Он противен мне. Не оттого ли, Что ведь не пришлось резвиться мне На лугу широкого приволья, В человеческом веселом табуне. Январь 1927

Герои О. Генри (Милый жулик)

О, милые бродяга и торговцы, Их выдумок неистощим родник, А вы, степенные степные овцы, Вы, несомненно, созданы для них. Они не убивают и не грабят, На слабых струнках простодушных ферм Они неподражаемо играют, И лучше арфы музыка афер. Но разве есть снадо бья или мази, Чтоб стала милой муть таких проказ, И чтобы в легкомысленных рассказах Блеснула муза — подлинный алмаз. 1925

«В дали уходят за кругозор…»

В дали уходят за кругозор Зданья из красного кирпича, Медное небо, и тяжело На сердце давит мертвенный взор Догорающего луча. Черные сараи, трубный рой, Ветра бурного трепет, И тяжело, тяжело Даже воздух его Тонкие прутья треплет. Колокол где-то бьет. О, не легко этим звукам замереть! О, тяжело, тяжело, И в сердце моем поет Самая звонкая, самая суровая медь. 1922