Голограмма для короля
Шрифт:
Алан купаться не собирался. Но, увидев, как крокодилье дитя бьется на палубе, сообразив, что от этой твари до пассажиров и детей на отмели рукой было подать, Руби решила, что угрозы нет, прыгнула в воду, поплескалась, хотела и Алана заманить. Он отнекивался, а потом она стояла, прижавшись к нему и обернув плечи полотенцем.
— Зря ты не искупался, — сказала она.
И все — этого ему хватило. Однако он надумал пойти дальше — отыскал на пароходе лодку, спустил на воду, спустился сам. Решил, что отгребет на середину реки и прыгнет в воду.
Лодчонка крохотная, скорее каяк, в воде сидела низко. Алан погреб, вытянув ноги, — вроде все нормально. Вскоре, однако, собралась толпа, вся команда сгрудилась палубой ниже Руби и смотрела на Алана, ужасно веселясь. Руби стало интересно, и вскоре она поняла, что их так развлекает. Лодка была не на плаву, дырявая и уже погружалась в реку. Наблюдая, как Алан постепенно утопает, матросы захохотали громче, а когда он заметил и сам, они аж за бока схватились, глядя, как торопливо он разворачивается, надеясь успеть назад, прежде чем утонет совсем.
Алану внушали, что крокодилы не опасны, что они нападают на людей, только если оголодали, а река обмелела, но в любом зверо-человечьем перемирии случаются аномалии — помощникам служителей в зоопарках тигры еженедельно откусывают руки, дрессировщиков затаптывают слоны, — а тут Алан тонет в Рио-Негро, в тридцати ярдах от парохода, если что не заладится, если крокодилы сочтут его питательным, матросы приплыть на помощь не успеют.
Алан старался не выдать паники, напоминал себе, сколь маловероятно, да вообще невозможно нападение крокодила, но, с другой стороны, а вдруг? В двадцати ярдах от парохода вода захлестнула борта, и лодку с устрашающей скоростью затопило. Движение прекратилось, лодка почти исчезла в ржавой воде, и вскоре Алан тонул в реке, где кишат крокодилы и бог знает что еще.
Он отчаянно хотел поплыть к пароходу, и побыстрее, но боялся, что плеск и брыкание привлечет зубастые пасти. К тому же он хотел вернуть лодку на борт, это же он придумал заняться греблей — на редкость, как выясняется, идиотская идея. Он не желал отпускать лодку на дно и сжимал ее ногами. Понимая, что речные хищники, вероятно, увлеченно наблюдают, как он болтает конечностями. А лица на пароходе хохотали. Некоторым даже прискучило. Они отвернулись.
В какой-то миг Алан поглядел на пароход и подумал: ну вот, пожалуй, и все. Видимо, это последнее, что я увижу. Красивый пароход, а наверху очаровательная Руби — которая склонилась через перила и вдруг заорала:
— СПАСИТЕ ЕГО!
Чуть за борт не свалилась. Перегнулась через перила, замахала руками команде, собравшейся внизу.
— БЛЯХА-МУХА, ДА СПАСИТЕ ЖЕ ЕГО, УРОДЫ!
И повторяла эту и другие вариации своей директивы еще с минуту, пока трое матросов не спустились на воду и не приволокли Алана назад.
XXII
Когда Алан вошел в номер, на телефоне мигал красный огонек. Сообщение от Ханны.
«Позвони мне», — сказала она.
Он так и сделал, и она взяла трубку после первого же гудка.
— Чем занимаешься? — спросила она.
Гостиничный номер, подумал Алан, отчаянные приключения взаперти. Постель, зеркало, самогон.
— Ничем, — сказал он.
— Приезжай ко мне. Приготовлю что-нибудь.
— А это разрешают?
— Там, где я живу, все плевать хотели.
— Необязательно готовить. Можем сходить поужинать.
— Не-не. Дома веселее. И проще.
Позвонил Юзефу. Включилась голосовая почта.
«Перезвоните. Я еду в гости к подруге, мне нужна машина».
Юзефу понравится. Алан ждал звонка с минуты на минуту, но прошло полчаса, и Юзеф не перезвонил. Раньше он всегда бывал доступен. Шевельнулась тревога. Алан отправил СМС, но ответа не получил.
Попросил портье пригнать другого шофера, купил в вестибюле цветов и через час стоял у Ханны под дверью.
Позвонил. Увидел, как по верхнему этажу проплыла тень.
Дверь открылась — за дверью она. Шелковая блузка без рукавов, черные брюки. Холеная, собранная, лицо светится.
— Вот. Цветы, — сказал он.
— Понятно, — сказала она.
Дом смахивал на ее кабинет — как будто она въехала пару часов назад. Из мебели предметов пять. Диван, стол, несколько деревянных стульев. Прошли мимо кухни, где что-то томилось в кастрюле.
— Я потушила мясо, — сказала Ханна.
Алан сказал, что пахнет вкусно, хотя толком не учуял — все перебивал запах свежей краски.
— Есть вино. Будешь?
Ханна держала термос и детский стаканчик с двумя мультяшными рыбками. Алан улыбнулся, и она налила полстакана розоватой жидкости.
— Один приятель в резиденции теперь делает. Южноафриканец. Большие спецы по вину.
Алан отпил и поморщился. Слабое и горькое, притом одновременно.
— Что, так вкусно?
— Да нет, вполне. Спасибо, — сказал он и одним махом проглотил треть.
— Я тебе припасла еще сиддики, — сказала она и толкнула по столу новую бутылку оливкового масла.
— Слов нет, как я тебе благодарен.
Она засмеялась:
— Даже в Финляндии столько не пьют, как здесь.
Прошла в гостиную:
— Заходи, садись. У меня давно гостей не бывало.
Они сели на диван, по углам.
— Странно тут, наверное? — спросил он.
— Очень. Но тихо — обычно мне нравится. Никакой социальной ответственности. Ни семейных связей, ни дружеских. Повезет, если забредает один гость в месяц. Монастырь какой-то, и слава богу.
Алан кивнул. Он понимал.
— Плюс посольские приемы, — прибавил он.
Она закурила.
— Да уж. Я плохо себя вела?