Голограмма для короля
Шрифт:
Стрелять его учил отец — во всяком случае, не раз брал с собой на охоту. Толком ничему не научил. Когда Алану было десять, отец дал ему древний «винчестер» 22-го калибра и сказал: «Делай как я». У Рона был 45-й, полуавтоматическая винтовка; Алан за ним повторял. Рон поднимал винтовку — Алан тоже поднимал. Потом Рон научил его выдыхать при выстреле, как можно теснее прижимать винтовку к телу, к щеке. Но Алан, вопреки отцовским надеждам, стрельбой не увлекся, несколько походов — тем дело и кончилось.
За долиной появилась пара фар — голубым рассветом
— Большое дело. Все хотят поучаствовать. Как Рождество. — Поразмыслил. — Пожалуй, не как Рождество.
Алан поглядел в загон и ничего не увидел. Овцы схоронились под рифленой крышей, волк пока не смел выйти на сцену. Юзеф опустил винтовку потер плечи и шею.
Глянул на Алана:
— Эй, а у вас шея как?
— Нормально. Затекла.
Алан понаблюдал, как Юзеф с улыбкой его разглядывает, — Алан лежал на валуне, целился.
— В армии были? — спросил Юзеф.
— Нет, я же сказал.
— Вы говорили, что не работаете на ЦРУ.
— В армии тоже не был. Отец был.
— Воевал?
— Ага. Во Вторую мировую.
Юзеф уважительно присвистнул.
— Где?
Легенды и мифы ветеранов Второй мировой гласят, что они терпеть не могут вспоминать о войне, но Рон не смущался. Только повод дай. В сериале заговорят с итальянским акцентом — Рон запевает про двух солдат Муссолини, которых он убил или помог убить. Он не называл их итальянцами, говорил, настоящие итальянцы за этим маньяком не пошли и за него не воевали. Появится медсестра — рекой льются байки о знакомых немецких медсестрах, о британских на борту корабля по пути домой, о польских, с которыми он был знаком очень близко. Эту историю он стал рассказывать, когда мать Алана умерла. Да уж, Рон в старости — что-то с чем-то. Но ведь были эти истории — у Алана таких не было и никогда не будет, и начинались они с любой травмы, просыпались под Шуберта, Вагнера, под документалки по историческому каналу.
Алан выдал Юзефу самый сок: про то, как нацисты взяли отца в плен, посадили в Мюльберге, а когда пришли русские, все ждали, что их освободят, но их не освободили. Впечатление было такое, будто Сталин торгуется за арестантов, держит их, а сам взвешивает варианты. Рон и его сокамерник понимали, что дело нечисто, и хотя им велели не рыпаться, потерпеть и уважить процедуру, оба хотели соскочить. Хотели домой. В общем, как-то ночью сперли два советских велосипеда, домчались до забора, отыскали дыру, вылезли и покатили по немецким грунтовкам.
Юзеф наслаждался.
— Так вы поэтому велосипедами занялись? — спросил он.
— В каком смысле?
— Потому что ваш отец сбежал на велике?
Алан на некоторое время примолк.
— Э, — наконец сказал он. — Я раньше как-то об этом не думал.
Юзеф не поверил. Не проследить связь до заморского побега отца на велосипеде, единственном транспорте, который тих и притом быстр? Есть ли связь? Алан и не пытался вникать.
— Но вы сами в армию не захотели?
— Нет.
— Почему? Войны не задались?
— Именно.
— А во Вторую мировую пошли бы?
— Выбора бы не было.
— А если б был?
— Выбор?
— Ну да.
— Пошел бы. Постарался бы не попасть на Тихий океан.
— А если б вы сейчас были молоды?
— Пошел бы я в армию? Нет.
— Почему? Опять войны не задались?
— Это вы к чему Юзеф? Думаете в армию пойти?
— Может быть. Хочу стать пилотом.
— Это вы зря.
— Почему?
— Потому что вам надо вернуться в колледж и доучиться. У вас прекрасные мозги. Не лезьте на рожон, доучитесь, дайте себе шанс.
— Тут нет шансов. Говорю же.
— Ну так уезжайте.
— Я бы мог.
— Вот и уезжайте.
— Но лучше бы остаться здесь, только чтоб тут все поменялось.
Полежали молча. Юзеф повернулся к Алану:
— А вы бы за нас воевали?
— За кого?
— Вот за таких, как я, за саудовцев.
— В смысле — воевали?
— Как за иракцев. Американцы так говорили. Чтобы у иракцев появились шансы.
— В смысле — пошел бы воевать лично я?
— Да.
— Может быть. В молодости пошел бы.
— А еще кто-нибудь?
— Юзеф, это какой-то бред. Никто не вторгается в Саудовскую Аравию.
— Я знаю. Мне интересно. Про людей.
— Вы спрашиваете, придут ли американские люди сражаться вместе с вами?
— Именно.
— Я не знаю. Может быть. У нас полно народу готово воевать за тех, кто добивается свободы. Американцы любят высокие цели. И особо не задумываются.
Алан рассмеялся над своей шуткой. Юзеф не рассмеялся.
— И если я устрою тут демократическую революцию, вы меня поддержите?
— Вы уже планируете?
— Нет. Просто спрашиваю. Поддержите?
— Конечно.
— Как?
— Не знаю.
— Пришлете войска?
— Лично я?
— Вы же меня поняли. Соединенные Штаты.
— Войска? Без шансов.
— Поддержку с воздуха?
— Нет.
— «Шок и трепет»? [16]
— Здесь? Да вы что?
— Советников каких-нибудь? Шпионов?
— В Саудовской Аравии? Их и так полно.
— А лично вы? Лично вы приедете меня поддержать?
16
«Шок и трепет» — американская военная доктрина, разработанная в 1996 г. Харланом К. Уллменом и Джеймсом П. Уэйдом; предполагает демонстрацию силы, которая должна сломить волю противника к сопротивлению.
— Да, — сказал Алан.
— Быстро вы решили.
— Потому что я уверен.
— С винтовкой двадцать второго калибра.
— Само собой.
Юзеф улыбнулся:
— Очень хорошо. Когда устрою революцию, хоть вы будете за меня.
— Я буду за вас.
— Да вы псих. — Юзеф, ухмыляясь, потряс головой, обнялся с винтовкой, лег, прицелился. Потом опять повернулся к Алану: — Вы же понимаете, что я пошутил, правда?
— Про что?
— Про то, чтоб к нам пришли США.
Алан не знал, что ответить. Юзеф все ухмылялся.