Голос ангела
Шрифт:
– Жена у него больная, в онкологии в Минске лежит. Рак у нее, жить недолго осталось, вот Стрельцов, наверное, и пропадает там. Деньги недавно одалживал, недели две назад, говорил, что на лекарства.
– Думаете, он и теперь в Минске?
– Наверное. Хотя жить там ему негде, родственников нет, а гостиницу снимать или квартиру ему не по карману.
– Что-нибудь странное за ним замечали? – поинтересовался Холмогоров.
– Сам не свой он был в последнее время. Шутка ли, жена умирает.
– Кто-нибудь может подсказать, где его
Женщина задумалась, многозначительно подсмотрела на церковного старосту – можно ли, мол, чужому человеку рассказать.
– Ему, как мне, доверять можешь, – сказал Цирюльник, – с ним сам патриарх советуется.
Холмогоров решил не разубеждать ни церковного старосту, ни женщину.
– С Кузьмой Пацуком он последнее время часто встречаться стал. До сих пор не пойму, что их связало? Разные абсолютно люди: Кузьма – бывший зек, уголовник, а Стрельцов тихий, спокойный. На рыбалку вместе ходить стали. Почти каждое утро выходил Стрельцов из дому, снасти на плече носил, в пленку завернутые, и лопату. Как-то его спрашиваю:
"Куда ты с лопатой?” А он смеется: “Червей накопать”. Будто не мог их на огороде у себя набрать! Вон дождевых червей столько, что всю позднюю редиску погрызли, спасу нет, картошку портят. Место к реке близкое, влажное, вот они и расплодились.
– Пацук, – тихо проговорил Холмогоров. Уже одно звучание фамилии вызывало отвращение, да и Цирюльник явно не испытывал к нему добрых чувств. – Спасибо, – Холмогоров повел церковного старосту к машине. – Все сходится.
– А? – спросил Цирюльник.
– Когда человеку плохо, он даже без веры может церкви пожертвовать.
– Может, – согласился церковный староста. Как я теперь понимаю, мы к Пацуку собрались?
– Я должен с ним поговорить.
– Что ж, он человек неприветливый, но вам, думаю, в разговоре не откажет. Даже у последнего мерзавца к церкви уважение присутствует. Он у самой реки живет, без машины мы туда быстро не добрались бы.
Цирюльник зябко поежился, забираясь в салон “Жигулей”.
– Не нравится мне все это, – говорил он, трясясь в машине. – Времени мало, скоро служба начнется, а мне еще отца Максима встретить надо.
– Я могу и без вас съездить.
– Нет, вы, Андрей Алексеевич, гость, я вас сопровождать должен. Вот и дом Пацука, – указал рукой Цирюльник.
Глава 13
Женщина в белом платке, до этого развешивавшая белье под навесом, с подозрением и, как показалось Холмогорову, даже с ненавистью посмотрела на машину. Поставила таз на стол и пошла открывать калитку, будто боялась, что гости зайдут во двор.
– Здравствуйте, мы вот тут… – начал Цирюльник, не зная, как толком объяснить, почему он оказался здесь с Холмогоровым.
– Мы из церкви, – мягко сказал советник патриарха.
– Знаю, – довольно грубо оборвала его женщина.
– Муж ваш дома?
– Зачем он вам понадобился? – жена Па-цука вспомнила то,
– Я поговорить с ним хотел насчет его друга, – мягко произнес Холмогоров.
– Друзей у Кузьмы мало, считай, нет вообще. Кто же хочет дружить с человеком, который из тюрьмы вернулся? И никто не подумает, что зря могли упечь.
– Я не знаю, за что сидел ваш муж, не знаю, справедливо его осудили или нет, я совсем по другому делу. Мне насчет друга его узнать надо.
То ли вкрадчивый голос Холмогорова подействовал, то ли женщина не могла отказать людям, связанным с церковью, но она понемногу оттаяла. В глазах ее блеснули слезы.
– Боюсь я, чтобы с Кузьмой чего не случилось. Нервный он стал.
– Где он сейчас?
– На рыбалку поплыл. Еще темно было.
– И до сих пор не вернулся? – удивился Цирюльник, взглянув на часы.
– Не знаю. Я ничего не знаю! Сказал, на рыбалку. Еще даже светать не начало.
– Он вам так сказал? Это точно?
– Не знаю. Посмотрите, если лодка стоит у причала, значит, уплыл, а нет – сами ищите, – женщина закрыла ладонями лицо и заплакала, затем испуганно глянула на Холмогорова и побежала к дому.
Недоброе предчувствие кольнуло советника патриарха в сердце.
– Идем, – сказал Андрей дрогнувшим голосом.
Тропинкой двое мужчин спустились к сараю. Лодки у мостков не оказалось.
– Точно, на рыбалку уплыл, – проговорил Цирюльник.
Холмогоров шагнул к причалу, и тут ему показалось, будто кто-то смотрит ему в спину. Он обернулся. Дверь в сарай была приоткрыта.
– Как, по-вашему, человек закрыл бы дверь на замок?
– Такой человек, как Пацук, обязательно.
Я тут постою, вы сами посмотрите, – пролепетал церковный староста, но затем взял себя в руки и пошел рядом с Холмогоровым. – Цирюльник вошел в сарай, увидел висевшего в петле Пацука, вскрикнул, отшатнулся, чуть не сбив с ног Холмогорова, и тут уже закричал во весь голос, оказавшись лицом к лицу со вторым мертвецом. Мертвый Стрельцов, облепленный пиявками, посиневший, распухший, представлял собой страшное зрелище.
Церковный староста пулей вылетел из сарая и, упершись рукой в дощатую стену, перегнулся пополам. Его рвало, буквально выворачивало наизнанку, он кашлял, не успевал вдохнуть и вновь корчился.
Холмогоров прикоснулся к Пацуку. Тот был уже холодным, хотя руки еще не успели окоченеть. Он подошел к верстаку, на котором лежала белая, перепачканная с одной стороны в ржавчину материя. Не прикасаясь к ней, внимательно рассмотрел.
"Та самая, на которой отец Михаил фотографировал оклад”.