Голос крови

Границын Владимир

— Нужно сделать вампиром парня, которого ты покусала. В обмен обещаю больше не причинять боль.

— Кого сделать вампиром? — Тварь приподнимает голову и с хохотом откидывает назад, бьется затылком о дно бокса.— Придурки. Думаешь, вампиром стать легко? Думаешь, этот дар можно запросто получить в какой-нибудь подворотне? Эй, чувак, кусни меня на вечную жизнь! Не-е-е-е, дорогой. Херушки.— Тварь скалится, впервые демонстрируя острые клыки. Они всего на пару миллиметров длиннее нормы, но красные прожилки на эмали внушают трепет.

— Нужна кровь вампира? Я могу тебя выцедить. И спасти парню жизнь,— замечает доктор Триген, доставая блокнот.

Оранжевые ногти скребут дно бокса, двуцветные глаза щурятся.

— Нужно

хотеть. Хотеть настолько, чтобы не бояться боли, когда тебя кусают. Боль все портит. И страх тоже.

«...условия для мутация: атрофированные болевые рецепторы? Опровергает реакция, но серебро. Скорее — повышенный порог? Проверить миндалевидное тело…»

— Знаешь, сколько неудачников померло от одной капли вампирской крови? Тысячи. И ты думаешь, твой парнишка выживет? Нужно хотеть настолько, чтобы заставить себя измениться.

«...сознание способствует мутации клеток (теории о магнитных волнах, телекинезе, телепатии), врожденная предрасположенность — гипофиз(?)...»

— Вампирами становятся самые сильные, самые стойкие, только такие достойны. Мы — верх пищевой цепи, венец эволюции. Поэтому иди ты со своим сотрудничеством, я лучше сдохну! И вообще, кто ты такой, чтобы покупать меня? Кто ты, мать твою, такой, чтобы ставить на мне опыты?

Доктор Триген молчит. Убирает в карман блокнот и ручку — теорий на сегодня достаточно, пора переходить к практике. Тварь не смолкает ни на миг, сыплет ругательствами и угрозами. Когда с мягким гулом оживают механические руки, ее гневный полухрип взвивается до визга.

— Самоутвердиться решил? Да? По-другому никак? Ботаник недобитый, импотент гребаный. Отыгрываешься за то, что тебя в школе пинали? Или родители в подвале запирали на ночь? Думаешь, я таких не видела? Да такие, как ты, даже кондомов в кармане не носят, потому что случайно никогда не перепадает. Блядь, убери от меня эту херню!

— Это называется биопсия,— просвещает доктор Триген.— Я беру кусочки органов и тканей на обследование элементного состава. Обычно биопсию делают под наркозом, но раз ты не боишься боли, сэкономлю лекарства. Начнем со спинного мозга.

Перевернуть тварь на живот в боксе невозможно, поэтому длинная игла прошивает грудную клетку. Под напором кости хрустят, как печеный хворост на зубах. И когда посеребренное острие входит в позвоночник, тварь не может даже кричать. Только хватает ртом воздух.

Вампиры дышат. Легенды врут, называя их тела мертвыми. Они всего лишь иные.

* * *

Михаил мертв.

Смерть зафиксирована в 03:48, хотя последнюю четверть часа, за которую ослабленный организм напичкали химикатами до смены состава крови, сложно назвать жизнью. Если начистоту, пару последних суток — тоже. Парню четыре раза переливали кровь и дважды вскрывали череп. Его облучали, превысив предельно допустимую дозу. Пока не сдалось сердце.

— Сволочи.— Пехов с размаху долбит по столу кулаком, и пластик обивки жалобно скрипит, трескаясь. Его ведет, дверь перед глазами размазывается темной кляксой, но спирта в бутылке осталось гораздо больше, чем хотелось бы. Жаль, что начальник отказался пить, Пехову же на трезвую голову сейчас слишком муторно.

— Их было несколько? — удивляется доктор Триген.

— Кого?

— Вампиров, которые укусили Михаила.

— Да я не про них.— Пехов в очередной раз тянется к стопке, но мысли забегают далеко вперед, и рука застывает на полдороги.— Я про госбезопасность. Триген, они нам мозги пудрят. Вот смотри. Все это время твоей тварью сколько раз в день интересовались? А? Да от тебя рапорты чуть ли не каждые полчаса требуют. А про мальчишку забыли. Про него никто, блять, не спрашивал! — Огромная ладонь проносится у лица, едва не саданув по носу. Подавшись вперед, Пехов дышит перегаром и уже не говорит — свистит

сквозь сжатые зубы.— На фига он им? Не интересует. И их не интересует природа твоей сучки. Они хотят знать... как ее приручить... чтобы на нашу «госбезопасность» работала! А еще лучше, как из работающих на госбезопасность сделать таких же сучек. Ты понимаешь, доктор Триген, или?.. Блядь, ни хера ты не понимаешь. Понимал бы — давно бы включил «Абсолютный очиститель». Зря что ль глаза мозолит?

Развивать Антонову теорию заговора доктор Триген не собирается. У Пехова не так часто умирали пациенты, чтобы привыкнуть, ему — простительно. Но хуже пьяной исповеди может быть только пьяная паранойя.

Последняя песчинка часов очень вовремя скользнула в перешеек.

— Мне пора.

Пехов, наконец, доносит руку до стопки, но не опрокидывает в себя — протягивает.

— Выпей, доктор Триген. Может, мозги прочистятся. От одной стопки ничего ведь не случится.

— Не случится,— соглашается биохимик и обжигает спиртом горло.

На этот раз тварь не выпендривается. Лежит тихо, позволяя механическим пальцам обследовать тело, ощетиниваться иглами и выпускать резцы. Раны на ней затягиваются быстро, а техника работает так точно, что от вчерашних порезов остались лишь несколько шрамов, да и те — из-за сопротивления.

— Что ты теперь ищешь в моей тушке?

Сегодня в голосе твари нет ни елейного мурлыкания, как при первой встрече, ни вчерашней ярости. Только сосредоточенность и расчетливость, деловой интерес, от которого мурашки ползут вдоль предплечий.

— Механизм размножения,— отвечает доктор Триген, не оборачиваясь. Джойстик пульта замер, подвесив механические руки над прикованным телом.

— Я и сама рассказать могу,— усмехается тварь. По голосу слышно, что усмехается.— В обмен на свободу.

— Я не имею права тебя отпускать.— Доктор Триген разворачивается в кресле, но не подъезжает к боксу, не позволяет твари смотреть на себя в упор двуцветными глазами.

— Твоя задача меня изучить. Так изучай, я не против. Я даже помогу и продемонстрирую, если надо. Только за дуру не держи. Судя по всему, тебе дали определенные указания, чего начальство желает узнать, и, судя по энтузиазму на твоей физиономии, ни о каких военных речи не шло, иначе ты ссал бы в штаны от переживаний и ночевал в лаборатории. А ведь они стоят за спиной, золотце. Сейчас они просят меня изучить, потом попросят воссоздать. Я-то попалась вам не первая, мне рассказывали, как здесь может быть весело. И еще мне рассказывали, как убивали таких, как ты, «изучателей» при проколах. Серьезные дядьки не любят, когда их разочаровывают или накалывают. Они за это помогают, например... попасть под машину. Ты тоже в дерьме, сладкий. Но у нас есть шанс, пока верхушка следующую порцию указаний не выдала.

— Ты. Предлагаешь. Мне. Сделку?

— А что не так? — возмущается тварь.— Я без обиняков выкладываю тебе секреты вампиризма, а ты отпускаешь меня, как только сдашь рапорт.

— Зачем мне это?

— В смысле «зачем»? Чтобы узнать...

— Я сам узнаю,— спокойно отвечает доктор Триген.

И тварь начинает бить дрожь. Ее лоб задевает зависшую механику, когда вампир подается вверх, чтобы видеть тюремщика.

— Все, что захочешь! — выкрикивает она, но доктор Триген игнорирует разволновавшуюся тварь. Он спокойно собирает в кейс пробирки, складывает в планшет бумаги, прячет в карман блокнот с ручкой.— Чего тебе надо? Ну, давай, говори, с-сука! Что хочешь. Хочешь, остальных выдам, кого знаю? Мммм? Хочешь, тебя вампиром сделаю? Это вечная жизнь. Будешь возиться со своими колбами хоть до гребаного Апокалипсиса. Хочешь, поубиваю всех на хрен, кто хоть раз на тебя косо глянул? — орет во все горло тварь, пока биохимик отключает приборы, собираясь уйти.— Хочешь, я пересплю с тобой, животное? Хочешь? Позволю себя трахнуть. Сам ты этого никогда не сделаешь, задрот ботанический.