Голос над миром
Шрифт:
Врач разрешил мне вечером гулять по саду, но не больше четверти часа. В эти месяцы терпеливого ожидания за мной заботливо ухаживала моя преданная служанка Ида. Эта скромная венецианка, впоследствии три года неизменно сопровождавшая меня в моих заграничных турне, была удивительно расторопной и толковой женщиной.
Наконец 15 апреля 1930 года на свет появилась девочка по имени Мари. Чтобы еще раз ощутить то волнение и радость, которые всегда вызывали во мне посвященные этому счастливому событию стихи моего друга — поэта и комедиографа Адами, я хочу воспроизвести их здесь:
Дорогу! Иду я среди анемон вXXIII. Материнство
Материнство — удивительная радость. Это был самый счастливый период в моей жизни. Я забыла всех и вся — музыку, театр, зрителей — и жила только для моего крохотного создания, наслаждаясь той чистейшей радостью, которую испытывает каждая женщина, недавно ставшая матерью. Я словно отгородилась стеной от всех событий, и все мои мысли были только о столь желанной дочурке. Увы, уже через три месяца мое блаженство кончилось. Пришлось возобновить выступления. Моя первая встреча со зрителями произошла в Венеции на традиционном ночном празднике Redentore. [12]
12
Религиозный праздник.
Нет нужды долго объяснять, что значит этот праздник для Венеции: тысячи больших и малых лодок и гондол, пышно иллюминованных, скользят по каналу Джудекка и по Большому каналу, повсюду звучат музыка, песни, громкий смех. И как только с острова Сан Джорджо взлетит в небо фейерверк, на каждой лодке начинается пир и все жадно набрасываются на жареных уток, свежую рыбу, арбузы и вкусное натуральное вино.
В тот год меня вместе с мужем пригласило к себе семейство Аста. Все они были нашими большими друзьями, в особенности Ольга Аста, женщина редкого благородства, владелица знаменитого магазина кружев, отличавшаяся остроумием, тонким вкусом и искренней веселостью. В нашей гондоле, великолепно иллюминованной и разукрашенной, собралась компания примерно в сорок человек, и, когда мы медленно плыли по Большому каналу, меня узнало множество людей. Весть о моем появлении с быстротой молнии распространилось от одного к другому, и вскоре нас окружили сотни лодок и гондол, венецианцы дружно хлопали в ладоши и требовали, чтобы я спела.
Покойный Ферруччо Аста, вооружившись рупором и даже не спросив моего согласия, встал и торжественно объявил:
— Внимание, внимание, сейчас наша Тоти Даль Монте исполнит арию Джильды!
В ответ — неистовые крики радости и оглушительные аплодисменты. На соседней лодке кто-то громко произнес:
— Нам здорово повезло, черт возьми! Не заплатив ни гроша, послушать Тоти!
Хотя я отяжелела от весьма обильных порций рыбы, пришлось снова раскрыть рот, уже не для еды, а для пения. Я исполнила «Внемля имени его…» и бесконечное количество венецианских романсов и песен. Несколько канцон спел и мой муж, которого тоже наградили громкими рукоплесканиями.
Картина была поистине фантастическая, напоминавшая красочные сцены из восточных сказок.
Выступив на празднике Redentore, я возобновила мою цыганскую жизнь, но в разъездах ужасно тосковала по своей дочурке. Летом я пела в Инсбруке, Вене, Остенде и в других городах Европы, а в сентябре на традиционной ярмарке в Пьяченце выступила в «Лючии» Доницетти. Именно в
Речь идет о великолепном флейтисте-самоучке Франческо Эльси, оригинальном, вдумчивом музыканте. Он должен был аккомпанировать мне в знаменитом рондо Лючии и утром явился репетировать прямо в гостиницу. Я только-только проснулась и не имела никакого желания петь.
Вначале я хотела сказать ему, чтобы он пришел в другой раз. Но не в моем характере было важничать и разыгрывать из себя примадонну. Я разрешила ему войти.
В дверь протиснулся маленький человечек, держа в руке футляр с флейтой, и, беспрестанно кланяясь, стал слабым голосом извиняться за беспокойство. Его поведение несколько озадачило меня, и, желая приободрить флейтиста, я заговорила с Эльси на родном венецианском диалекте.
Первым делом я посоветовала ему отбросить всякие церемонии, перестать отвешивать поклоны и смущаться.
Вначале дело пошло неважно, но я сразу поняла, что Эльси совершенно растерян, панически боится не угодить и получить отставку.
В одну из пауз он в отчаянии пробормотал:
— О боже, я ничего не соображаю, синьора, у меня, поверите ли, голова кругом идет! Можете смеяться надо мной, синьора, но только я от страха сам не свой. Клянусь вам, вечером я сыграю куда лучше. Понимаете, синьора, утром мы всей семьей пошли в церковь и молили господа сделать так, чтобы я не провалился. Ведь для меня, синьора, этот вечер очень много значит. Тут, в Пьяченце, каждый малыш знает Эльси, и весь город придет в театр послушать мою игру. Я уже слышу, как друзья-оркестранты подбадривают меня. Держись, Франческо, не робей же, смелее!
Он говорил так искренне и так горестно, что я растрогалась.
— Право же, меня не надо бояться, милый Эльси, я вовсе не собираюсь вас съесть. Я знаю, что вы отличный флейтист, и не имею ни малейшего намерения опозорить вас. Ну, давайте начнем сначала.
После этих сердечных слов Эльси весьма приободрился и мало-помалу освободился от своих страхов. Репетиция пошла куда успешнее, и вечером добряк флейтист играл превосходно. Я была рада не только за себя, но прежде всего за Эльси, который так мечтал не ударить лицом в грязь перед своими коллегами и друзьями.
Именно на него пал мой выбор, когда мне предложили совершить турне по Японии, Китаю и Филиппинским островам.
В конце того же 1930 года я вместе с мужем выступала в венецианском театре «Фениче», вновь поставившем «Лючию ди Ламмермур». После Венеции мы дали ряд концертов в Базеле, Берне, Брюсселе, Цюрихе. Прежде чем отправиться в Париж, а оттуда вновь в Брюссель, я совершила паломничество в Лурд, ибо дала обет принести дары Лурдской богоматери, если роды пройдут благополучно.
Святой город у подножия Пиренейских гор придал мне бодрость и спокойствие.
Сразу после Брюсселя я, как и в прошлые годы, пела в «Ла Скала», выступала в «Дон Паскуале» и «Риголетто». В первой из этих опер большой успех разделил со мной и мой муж.
Из Милана мы поехали в Триест, где меня ждала неизменная «Лючия». Из Триеста наш путь лежал в Барселону. Увы, я никогда не забуду ужасные дни, проведенные в этом каталонском городе.
Хотя муж противился, я взяла с собой Мари, которая была под присмотром пожилой швейцарской бонны.
До приезда в Барселону нам с Де Муро пришлось дать концерт в Ницце. Я взяла Мари в поездку, чтобы девочка могла подышать чудесным воздухом Лазурного Берега и Каталонии, где зима не такая суровая, как у нас.