Голос вражды

Журкович Андрей

Когда свора клыков качнулась вперед, стало понятно, что церемония началась. Рабов одного за другим растягивали на огромных железных дыбах прямо над кострами. Крики и стоны мучимых умирающих зазвучали отовсюду, а их палачи старались все изощренней. У каждой дыбы стояло по два оккультиста думиваро: один выкачивал энергию и жизненные силы жертвы, другой распылял отобранную энергию над идущим строем клыков.

Проходя мимо костра, Морайна почувствовала, как ее с головы до ног окатило потоком силы. Неимоверный заряд мощи, несчастной и еще живой души, погибающей под пытками, мог питать неделями. Девушка скривилась, будто глотнула скисшего молока, но тотчас взяла себя в руки, постаравшись изобразить гримасу ярости

на лице. В стае не принято распускать сантименты по отношению к «мясу». Даже сквозь вышитую стальными бляхами толстокожую куртку она почувствовала жар от своей рапиры на поясе. Клинок не только нагрелся, казалось, что он даже начал подрагивать, как и хозяйка, ловя частички силы, которая наполняла сейчас все вокруг.

– Пей, Туаканра, – подумала вендази, поглаживая эфес рапиры. – Скоро нам обоим понадобится вся сила этого мира.

Маршевым строем клыки стаи покинули Муткарг, чтобы вернуться либо с победой, либо не вернуться никогда. Конечно, не предполагалось, что вся армия дойдет до границы Арскейя в таком составе, темпе и порядке. Те, кто, побогаче, пройдя милю-другую, то есть, отдав дань уважения старинной традиции, возвращались через другие ворота за верблюдами и продолжали путь верхом. Ударные отряды наездников на носорогах квартировали в отдалении от города. Друиды специально вырастили дюжину оазисов, потратив на это уйму сил, чтобы такая прорва тяжелых чудовищ смогла прокормиться и не передохнуть до момента выступления.

Основная часть мурхунов и тальгедов собиралась в Индорукева, чтобы примкнуть к стае у Чанранского рынка. Вольный город взялся обеспечить львиную долю продовольствия для предстоящей кампании, и к тому же, дал еще двести обученных носорогов со своих пастбищ.

И все-таки молодая вендази не чувствовала себя на месте. Один на один с неоплаканным горем, она все чаще испытывала сжигающую душу ненависть ко всем вокруг без исключения. Когда становилось совсем тяжко, Морайна, чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, принималась просто считать численность движущейся стаи, обдумывать маршруты переходов и даже тактику предстоящих сражений. Выходило порядка тридцати тысяч только одних клыков, не считая союзников. Что же до возможного развития событий на фронте, тут у вендази не складывалось уверенности в успехе. Многое в этой кампании казалось опрометчивым и лишенным всякого смысла. Если донесения разведки были верны, стаю ждали суровые времена и неслыханные потери.

В такой обстановке кровавой пляски и ярости прошло четыре дня. Чанранский совет знати радушно ждал всю прорву ртов стаи с распростертыми объятиями, приготовив палаточные лагеря и припасы. Было трудно представить, что раньше Морайне так нравился этот город. Когда-то юная вендази обожала его ночные огни, многочисленные кварталы и переулки, пестрящие шелками лучших мастеров востока, пряностями, ювелирными украшениями и, конечно, оружием.

В детстве они с братом излазили каждый переулок квартала Удела Афалчи, в поисках кладов, которые по легендам, безумный алхимик прятал здесь ради развлечения, пока окончательно не промотал все свое состояние. В Чанране Морайна прошла посвящение в клыки, когда еще был жив отец. Сейчас казалось смешно даже вспоминать, как он раздулся от гордости, что его малышка сумела пройти испытания в какие-то одиннадцать лет. И, конечно, именно здесь вендази встретила наемника северянина из рода рунианцев по имени Дарек, который украл ее сердце. Теперь этот город стал одним из мест, которые Морайна без сомнений и сожалений желала стереть с лица земли.

– Дочь пустыни, давно я тебя не видел, – раздался грубый бас за спиной вендази.

Девушка обернулась, выискивая говорящего в толпе. Ухмыляясь во весь клыкастый рот, на нее смотрел огромный мурхун с нашивками клана Промингуйских ревунов. Его панцирь сплошь покрывали чудовищные отметины старого воина, оставленные полевыми хирургическими операциями. Кисть левой руки у мурхуна отсутствовала. Вместо нее, у бойца был прикреплен заточенный крюк. Правая сторона лица обезображена до неузнаваемости и хранила воспоминания о старинной ране, полученной от человеческого волшебства. Несмотря на все перечисленные увечья, мурхун выглядел поистине грозно, и, казалось, излучал здоровье и силу.

– Орицен! – улыбнулась Морайна. – Сколько лун? Тридцать?

– Думаю все пятьдесят, малышка, – прорычал ящер, довольно щурясь. – Слышал, про твоего брата. Мне жаль, что его сабля не с нами!

– Мне тоже жаль, – пробормотала вендази, опуская глаза. – Ты привел весь свой клан?

– О, нет, малышка! Бери выше! Сайер Пожтирет призвал меня командовать одним из пермаесов [10]!

– Ого! Кажется, мне следовало бы покинуть седло, разговаривая с таким важным командиром! – рассмеялась вендази, легко спрыгивая с верблюда.

За их разговором следили. Командующий пермаесом ящер, болтающий с мависи, это было что-то новенькое. Нынешний сайер, к изумлению своих тамрагов, в последние годы взял курс на возвышение отдельных личностей из народов мурхунов и тальгедов. До этого никогда на руководящие посты не назначались представители не вендазийской расы. Теперь же все чаще можно было встретить командира мурхуна или советника тальгеда. У многих это вызывало известный интерес, а у некоторых даже непонимание и агрессию.

Орицен являлся старшим сыном старейшины клана Промингуйских ревунов. Ему прочили место отца, но вопреки ожиданиям родителей, юношу почти не интересовал друидизм, его ждала иная судьба – великого воина. Мурхун участвовал в кампании Железной войны, а также бесчисленных частных набегах, служа многим мависи, чем и заслужил свое положение и признание.

Когда стая встала лагерем у Чанрана, солнце уже нырнуло за горизонт, но скоро хмурое небо пустыни осветили сотни огоньков костров, тянущихся вдаль, покуда хватало глаз. Ночь наполнилась заунывными песнями кочевников, рассказывающих о своих подвигах в красках и хвастовстве. Под одобрительный гомон толпы бросались вызовы на поединки, всем, кто решался дерзнуть оспорить право наслаждаться этой свободой. Скоро серебристые росчерки сабель замерцали повсюду, подобно звездам в небесах.

Чувствуя переполняющую душу энергию жертвенных костров думиваро, вендази купались в неистовстве своей мощи, не в силах сдерживаться. В ту ночь было пролито немало крови, хоть и не все поединки оканчивались смертью. Стороннему наблюдателю могло бы показаться глупым, еще до встречи с врагом нести не боевые потери, лишаясь самых отчаянных и смелых клыков. Но, несмотря на кажущуюся угрозу, никто, и даже сам сайер не дерзнул бы остановить этот древний обычай.

Стая не просто так стала самой опасной и не предсказуемой в своей жестокости армией Имаргиса. Среди вендази не признавалось класса в обществе достойней, чем военный. Право быть клыком требовало ежедневного и ежечасного доказывания и подтверждения. Так рождались лучшие из лучших, а тех, кто решался это оспорить, ждал лишь один конец.

– Эй, красотка, что это за страшила рядом с тобой? – раздался оклик, обращенный к Морайне, когда они с Ориценом, увлеченные беседой, искали костры пермаеса мурхуна. – Ты забыла, как выглядят настоящие клыки? Посмотри сюда, я напомню тебе!

Девушка застыла, не донеся ногу до земли, после чего резко развернулась, ища глазами говорящего. Он и не скрывался, нагло осматривая ее с ног до головы, сложив руки на груди. Вокруг клыка тут же послышались одобрительные смешки, в предвкушении хорошей драки. Молодой вендази, по возрасту казался едва ли старше Морайны. Его одежда была весьма скудно украшена серебряными нитями, рисовавшими паутинное плетение по всей поверхности куртки.