Голос вражды
Шрифт:
Лишь на мгновение остановившись, чтобы отдышаться, я осознал, что по-настоящему их ненавижу. Малконри, уроженец мятежного княжества Авалле, был выброшен за изнанку, но оставил в старом теле свои чувства, привычки и страсть. Он всей душой ненавидел Солмнис с того самого дня, как его покалечил шпион южан. Я не мог коснуться страницы памяти об этом событии, но сейчас совершенно четко понимал, на чьей стороне.
Набрав воздуха в легкие, я, что было силы, прокричал:
– Рыжая, сейчас!
В барабанные перепонки ударил свист, переходящий в заунывный вой. Боль стегнула по всему телу так, что я припал на одно колено, обхватывая руками голову. Стенания банши лишали разума. Поджилки тряслись от суеверного
– Ну же, Фуркоди, сосредоточься! – подумал я в отчаянии, с усилием поднимаясь на ноги. – Я помогу.
Новый удар, возвестил меня о том, что кто-то из жрецов солов пришел в себя и принялся за дело. В ночи засверкали огненные сполохи от приводимых в действие заклинаний, заставляя меня сжиматься под их ударами. Волна ужаса, наведенного ведьмой, утратила силу, сходя на нет с каждой секундой. Солы продолжали хаотично бомбардировать пространство, по всей видимости, входя в боевой раж. Но я знал, что это только забирает их силы. Если бы они не упустили ведьму, все было бы кончено уже давно.
Неожиданно на поляну передо мной выскочило сразу четверо солдат. Каждый из них сжимал в руке факел. Они рассредоточились лишь на пару ярдов друг от друга и принялись прочесывать окрестности. Их движения были по-военному выверенными и слаженными, словно действовал единый организм. Я огляделся по сторонам, оценивая расстояние и угрозу. Поблизости не было видно других солов, стоило немного рискнуть.
– А чего мне собственно бояться? Я забрал то, что принадлежало по праву, не для того чтобы прятать, – пронеслась в сознании мысль, как принятое решение. – Есть только одна настоящая сила. Смошадор. Твой сын вернулся!
Закрыв глаза, я мысленно потянулся вперед к их душам. Как грозовой раскат, был стремителен мой переход сквозь мир теней. Всего один удар сердца и ярчайшая вспышка сознания. Я сделал это совершенно неосознанно.
Сто стороны могло показаться, что мой силуэт растворился в ветвях дерева, у которого скрывался, чтобы через секунду оказаться за спиной ближайшего из солдат. Резкий укол под ухо кинжалом был настолько неожиданным, что руки сола даже не дрогнули. Как подкошенный, он начал заваливаться вперед, а мне оставалось только подхватить тело, бесшумно укладывая на траву.
Прежде, чем его заметили, я отступил в тень, замирая и сливаясь с ночью. Один из солдат рассеянно оглянулся и увидел окровавленный труп. Его глаза округлились от ужаса, а губы задрожали, но выучка сделал свое дело – он закричал. Двое других успели только повернуться на зов, когда я снова шагнул сквозь мир теней за их спины. Отблеск клинка, ставшего частью меня, прочертил в воздухе спираль, перерубая шеи, словно бамбуковые тростинки. Пролитая кровь, стала подношением лесным духам!
Оставшийся в живых сол, посмотрел на меня, и выронил булаву, которую сжимал в правой руке. Его лицо исказила гримаса ужаса, граничащего с помутнением сознания. Издав дикий крик, он швырнул в меня факелом и бросился бежать, но я не стал пускаться в погоню. Наша партия только начиналась и охотник Ломкай-гора, снова вернулся в засаду.
Когда моего слуха достигли звуки пары десятков ступней, темноту ночи опять прорезали несколько огненных комет. Они ударялись в стволы деревьев, разбрасывая по окрестностям раскаленные угли. За ними последовали молочно-белые лучи чистой энергии солнца, но не было в них уже той силы, которую несли заклинатели при свете дня. Я нутром чувствовал неуверенность и смятение врага, и приготовился дать решающий бой, когда Фуркоди снова вступила в игру.
Пронзительный свист разнесся над миром, перерастая в оглушительный вой. Больше не было ему конца, как и спасения от него. Звук эхом скользил между стволов деревьев, то усиливаясь, то возвращаясь. В свете факелов, я видел солдат, которые падали на землю, стоная от ужаса и боли в ушах. Разреженный воздух пронзили блеклые тени, устремляясь прямо к группе врагов. В туманных очертаниях порождений тьмы угадывались лишь дымчатые косы, которыми поигрывали в руках призраки. Это стало заключительным ударом по психике несчастных жрецов. Бросившись врассыпную и подвывая от страха, они тотчас потеряли не только строй, но и шансы на выживание.
Волна ярости снова стегнула по моим жилам, но она была холодной и больше не туманила сознание. Осталась только работа, которую надо обязательно завершить. Я бросился в погоню, пронзая мир теней, как тоннель, разрывая ткани пространства и разя убегающих солов по одному. Эта ночь осталась за нами.
Дочь пустыни
Стены Муткарга сотрясались от тяжелых ударов гонга, который взывал к соискателям славы на площади Рока. Среди множества массивных помостов, с которых, срывая глотки, кричали десятки глашатаев, высился один поистине огромный, с бортами обтянутыми цепями. По чудовищному рингу, расположенному в самом центре площади, неспешно расхаживал сам сайер. Его тело было покрыто многочисленными шрамами, руки по массивности могли бы соперничать с колоннами, а стальные бесстрастные глаза цепко перебирали лица, стоящих перед ним. По традиции, перед военным походом вендази пускали клич, с призывом желающих сделать вызов сайеру на дуэли чести. Теоретически, подобный вызов могли бросить, когда угодно. Но именно перед большой войной, подобному зрелищу предавали особый размах и значение.
Условия участия в бою при этом были весьма жестоки. Во-первых, бросавший вызов претендент приносил в жертву не менее тридцати рабов. Во-вторых, в случае поражения, вся семья незадачливого дуэлянта лишалась звания клыков. А, как известно, иного достойного класса в обществе Зоркундлат не существовало. Таких вендази называли амисвитами, то есть, потерянными душами. В-третьих, победитель оказывал проигравшему весьма специфическую услугу. Дело в том, что просто убить соперника считалось недостаточным. Победивший должен был, в буквальном смысле изувечить своего врага: поочередно отсечь ему оба крыла, после чего, поставив на колени разрубить напополам.
Если убитый таким образом вендази до последнего не падал на землю, и выдерживал всю казнь с достоинством, он считался погибшим, как тамраг. В этом случае, дети убитого получали титул мависи. Надо ли говорить, что желающих принять участие в подобном состязании было не много? Тем не менее, они выходили драться, примерно раз в двадцать – тридцать лет, когда правящий сайер старел, и находился молодой авантюрист, готовый рискнуть и пролить кровь. Тогда происходили чудовищные по своей жестокости поединки, о которых потом веками слагали легенды во всей стае.
Последний удар гонга возвестил о том, что претендента на место сайера так и не нашлось. Это означало переход к следующей ступени празднества в честь предстоящей военной кампании – ритуальным убийствам думиваро. Толпа зачарованно замерла в ожидании, только ступни, еще пока робко, начинали выбивать темп. Тысячи воинов, собравшихся здесь, в унисон грохали окованными башмаками по мостовой. Тем временем, над бойцовскими ямами уже полыхали пожары, взвиваясь длинными языками в звездную ночь.
Морайна смотрела на ближайший к ней костер отстраненно и задумчиво, словно находилась далеко отсюда. Ее глаза сверлили огонь невидящим взором, который был настолько холоден, что, казалось, способен побороть бушующее пламя. Единственное, что соединяло молодую мависи с этим миром, это гомон толпы, к которому во всеобщем единении присоединилась и она.