Голоса на обочине (сборник)
Шрифт:
И невольно молюсь. Шепчу малодушно: «Господи. Убереги и сохрани! Отведи беду… По её ли грехам ей такое?!»
Епоха не та…
Сходи вон в тот здоровенный кирпичный дом на том порядке, к Мотькину. Наберись ума. У него у одного такой домина в нашем посёлке. Мимо не пройдёшь… Он, кажется, понял жизнь. По-своему. Когда я в школе тутошней учителем труда работал, он у меня в учениках был. Мотькин один, как я ни бился, нормальную табуретку на уроках труда сделать не мог. Не хотел!
– И зачем, говорит, мне это? Когда за деньги
И верно ведь: живёт, ничего делать не умея. Кроме денег! Бабки рубить, толкует, надо в городе, а дышать приезжать сюда, в посёлок на берег Волги!
…Я с ним недавно калякал, тоже про жизнь, как с тобой…
«Жизнь, – говорит, – это эпидемия, распространяемая половым путём! Не успеешь своё взять вовремя, останешься ни с чем! На каждого сколько надо! А нас уже семь миллиардов ртов. Вот если бы до миллиарда было, тогда другое дело… А то от одного метана задохнёмся…»
…Он книжек-то не читает, я знаю. Где-то подцепил это, услышал и гнёт, как своё… Реактивный, на лету, словно блесну, хватает, когда дело касается наживы… Один он так из поселковых вознёсся. Дети в Англии учатся, жена живёт в Карловых Варах. Как? Откуда такое племя взялось?!.
Хотя… его дед счетоводом ещё в колхозе был, помню. Отец – бухгалтером вот уж в наше время. Только и считали. Цифру уважали! А чтоб руками?..
…То ли мы не умеем считать? Или не так считаем, как они:
«Тебе… мне-мне, ещё мне!» Цифра нас всех и съест!
Его сосед, старик Лунёв, который совсем ещё недавно жив был, тоже сокрушался:
– Епоха не та! Ничего не поделаешь, – говорил.
А сам всё понять что-то хотел, больше, чем мог… Так и помер…
Рассказ хирурга Голубева
Я тогда служил в Забайкалье. До армии успел поработать немного медбратом. Готовил себя к учёбе на врача, к спасению человечества от болезней, не менее того! Что могло быть лучше этой мечты. И папа, и мама мои были врачами. Один мой дед проработал сельским врачом всю жизнь. Известный был костоправ, между прочим.
Но я не об этом. Я о первой моей любви…
Не было у меня никакой любви до армии. Не встречался ни с кем ещё. Работая медбратом, видел всё больше грустное. Светлое, полагал, впереди! У меня в то время даже усы ещё не росли.
Бунина любил очень, прозу его… Появился у меня его четырёхтомник. С него всё началось. Стихи писал, но скрывал ото всех. Совсем ещё не знал, какой я, но знал, что хочу быть хирургом. И надеялся в армии набраться кое-какого опыта, служить шёл с охотой.
И вот я попал в армейскую жизнь. Наш военный городок совсем маленький был. Медпунктом в нём заведовал прапорщик Водолазов, полусонный такой всегда. Одной таблеткой лечил от всего. Ну, если что серьёзное, сразу везли в другой военный городок, в госпиталь, где штаб дивизии…
Всё у меня шло поначалу размеренно и сносно. Мои способности медбрата сразу как-то все признали. Если что, обращались ко мне с вывихами, порезами, нарывами всякими. По-настоящему-то я как бы стал заведовать медпунктом, негласно так. Легенды поползли по городку: кому и как я здорово помог.
…Офицеров было у нас пятеро, трое с жёнами. Жили они на территории городка, чуть
Выделялся среди офицеров один особенно… И наружностью, и поведением. Худой, черноволосый такой. Старлей. Походка у него была какая-то… вертлявая. Глаза чёрные и так глубоко спрятаны под мохнатыми бровями…
Я его про себя называл Грушницким. Сам не знаю почему…
Так-то его фамилия Лисовский была.
Настырный! Как вопьётся в кого, до посинения может довести. Его и офицеры не любили. Такие, наверное, до генералов и дальше вырастают… Безудержный!.. Узнать бы, какой и где он сейчас, хотя теперь-то уж, может, ни к чему?
…И вот приехала к этому Лисовскому жена. Лена. Совсем молоденькая. Но, как потом выяснилось, на три года старше меня. Она училась в педагогическом на четвёртом курсе. В Саратове. В городе, где я родился и вырос. Это мне как-то сразу запало в душу. Я теперь рассказываю легко, потому что не о главном говорю, о второстепенном…
О главном? Я и сейчас не смогу сказать, что со мной случилось. Появление Лены меня ввергло в смятение… Что это было? Любовь? Не знаю. Она мне стала сниться с первого дня, как её увидел.
Там недалеко от офицерского общежития было кафе. Называлось оно «Солдатская чайная». Мы туда с ребятами забегали. Когда она встречалась мне, я делался деревянным. Она, кажется, поняла про меня что-то, и у неё на лице появлялась такая… полуулыбка при встрече…
Настал день, когда мы впервые поприветствовали друг друга при встрече. Она сказала мне как-то прожигающе просто: «Здравствуй!» Как я обрадовался, что шёл один! Это только мне одному так было сказано! Она прошелестела тихо и невесомо мимо меня, а я только-то всего глупо поднял молча руку. Будто честь отдал…
Она ходила в первые дни по городку больше в белом платье, которое просвечивалось на летнем солнце почти насквозь. Зачем она его надевала?! Я зажмуривался. Не смел смотреть, а солдатики-ребята оборачивались, глядя ей вслед… Иногда отпускали резкие словечки. Безобидные. И не очень. Я внутренне негодовал: как они смеют?! Я успокоился, только когда увидел её в плотной тёмно-вишнёвой юбке и в розовой кофточке. Получилось такое вишнёвое пятно на нашем серо-зелёном армейском поле. Лицо у неё было особенное. Такое родное, знакомое с детства… Очень похожее на лицо моей мамы. И глаза такие же светло-голубые. Как у мамы!
Мы начали при встрече вскоре обмениваться короткими фразами. Но я чувствовал уже, что этим просто так для меня наше знакомство не закончится. То, что происходило во мне, – неудержимо, не утаишь! А вокруг столько глаз… И этот её… Лисовский!
Он стал смотреть на меня при встречах, не мигая. Длинный, похожий на удава… Они были такие разные. Муж и жена… А я совсем мальчишка! Взял и положил Лене на подоконник букетик ромашек, крадучись, в сумерках… И записочку приткнул в приоткрытое окошко. И получил от неё что-то вроде обидной выволочки на следующий день: «Алёшенька, не надо больше. Я скоро уеду, и всё у тебя пройдёт… Ты просто ещё ребёнок. Чистый и невинный. Для всех, Боже мой, то, что происходит, так… нехорошо. Молодая офицерская жена и солдатик… Будь взрослым… прошу! Я боюсь… Он на всё способен».