Голоса с улицы
Шрифт:
Дейв Гоулд и Хедли вышли и толкнули машину. Вскоре сзади подъехал грузовик для доставки бакалеи, медленно придвинулся и просигналил. Дейв и Хедли с радостью сели в машину, и грузовик уперся носом в кадиллак.
В середине июля великий город был прекрасен. Жгучий солнечный свет прогнал туман, и четко вырисовывались дома, разделенные узкими улочками шириной с пешеходную дорожку. Автомобили карабкались по склонам холмов, застывали в нерешительности, переключались на более низкую передачу и насилу добирались до следующего уступа на перекрестке. Холмы полого спускались к безбрежному синему корыту Залива. Улицы и здания словно растворялись в студеной водной
– Туда вниз, – сказал Дейв Лоре сквозь рев периодически оживавшего двигателся. – Вдоль побережья до Эмбаркадеро, а там припаркуемся. До Рыбацкой пристани можно и пешком добраться.
Огромная старая колымага прогромыхала по Пайн-стрит, мимо фондовой биржи, выехала из делового квартала с заброшенными административными зданиями и углубилась в торговый район. Между товарными складами кое-где попадались сомнительные бары, изредка киоски с гамбургерами и автозаправки. Едва они выбрались на ровную Эмбаркадеро, Дейв приметил автостоянку.
– Вон там. Четвертак – это просто грабеж! Но хрен с ним, Стюарт заплатит.
Лора припарковала кадиллак, и они скованно вылезли по одному. Хрустя гравием, миновали рекламный щит и вышли на тротуар. Обветшалые магазины были закрыты, засиженные мухами витрины покрывал толстый слой пыли. По широкой улице бесцельно катились редкие автомобили; мимо пустующих погрузочных площадок изредка брели пешеходы. Вдалеке высился город – твердая скала с поднимавшимися в гору белыми домами и другими зданиями. Казалось, в один прекрасный день все они незаметно сползут в Залив и навсегда скроются с глаз. Казалось, они уже постепенно сползают.
– Живи я там наверху, – сказала Лора, – я бы места себе не находила. Каждое утро выходила бы с длинным шестом и проверяла, насколько поднялся за ночь уровень воды.
Они направились по улице к массивным деревянным пирсам. Там были местами пришвартованы суда, латиноамериканские пароходы разгружали бананы и твердую древесину. Слева, за пирсами, выгибался мост Сан-Франциско-Окленд, ведущий к острову Йерба-Буэна, – тонкий прут серо-голубого металла, который пронизывал пушистую зеленую купу деревьев, появлялся с другой стороны, а затем отлого спускался к восточной стороне Заливе. Беркли и Окленд напоминали белое тесто, неровно размазанное по длинной гряде холмов, которая раскинулась, насколько хватал глаз. В конце концов гряда растворялась в синей мгле.
– Ты точно знаешь, где она будет стоять? – спросил Дейв, который быстро шагал, зажав в зубах трубку: пальто развевалось у него за спиной, а мешковатые твидовые брюки полоскались на океанском ветру.
– На пирсе, – уклончиво ответил Хедли. – Я увижу ее.
Они вышагивали вдоль железнодорожного полотна, поднимая ногами пыль. Беспорядочными группами стояли товарные вагоны. Воздух был чистым и сухим. Их овевали порывы горячего ветра, когда они переступали рельсы, точно трое ребятишек, вышедших на прогулку: Дейв в своих твидовых штанах, Лора в неряшливой шерстяной юбке, шерстяном пиджаке и коротеньких носочках и Стюарт Хедли в темно-коричневых слаксах, футболке и туфлях на каучуковой подошве. В небе над ними кричали и кружили упитанные серые чайки. Троица подбиралась к Пристани.
Слева от них простиралась широкая плоская равнина, черная от металлической пыли и окалины. Внезапно открылся вид на город, который высился горой в конце промышленной равнины, где приземистые заводы сменялись перпендикулярным скоплением итальянских магазинов, домов и баров. Белье,
Вскоре в горячем летнем воздухе засмердело дохлой рыбой.
Справа от них находилась Пристань с яркими неоновыми вывесками на угловатых деревянных зданиях ресторанов и рыбных ларьков. Вдоль берега проходили перила, а внизу виднелся целый флот скверных суденышек, стоявших как попало, будто прибитый к берегу лес. Кое-где прогуливались парочки в пестрой летней одежде, любуясь гладью Залива, далекими, запеченными на солнце холмами полуострова Марин и океанским простором за ними.
– Вот она, – сказал Хедли. Сердце под футболкой застучало тяжело и мучительно. Он не видел Салли уже два года.
Его сестра стояла с мужем у края перил: она не смотрела на воду, а просто стояла. Салли изменилась с тех пор, как Хедли видел ее в последний раз, но он сразу ее узнал и мгновенно бросился к ней. Дейв и Лора устало поплелись следом: он намного их опередил.
Разумеется, Салли была в костюме дорогого покроя, из импортной светло-серой английской материи, но с простым и строгим силуэтом, резко сужавшимся на талии. Высокие каблуки, длинные роскошные ноги, затейливая шляпка на зачесанных назад белокурых волосах, перчатки, квадратная кожаная сумочка на руке, а в ушах… медные серьги. Пожалуй, она чересчур накрасилась для столь томительного июльского дня; даже отправляясь на покосившийся пирс, Салли оделась так, словно собралась в престижный ночной клуб. Когда Хедли подошел, его окутал аромат ее духов, вмиг напомнив все те вкусы и запахи, из которых состоял ее мир, ее тело и вещи: ткани, пудры, наряды и краски ее комнаты.
– Здравствуй, – сказала Салли своим гортанным, хриплым шепотом, с улыбкой посмотрев Хедли в лицо. На минуту она обняла его и поцеловала, едва задев губами щеку. От них остался влажный красный след, и Хедли ощутил, как он постепенно испаряется в жарком летнем воздухе. Колыхавшаяся кружевная вуаль отделяла его от знакомых до боли черт, которые манили, внушали благоговение и гипнотизировали его всю жизнь. Хедли снова увидел в ее бледно-голубых глазах самого себя. Копна ее тяжелых волос, желтых и густых, точно кукурузная патока, казались продолжением, идеальным завершением его собственных грубоватых косм. Все было на своих местах: губы и подбородок, скулы, длинная шея с напряженными голосовыми связками и расширенные ноздри, увеличившиеся лишь самую малость с их последней встречи. Теперь она уже была зрелой женщиной. В самом соку. Двадцатидевятилетняя, крепкая, в расцвете физических сил… Хедли вырвался из ее объятий и пожал руку ее мужу.
– Привет, – коротко поздоровался Боб, сдавив руку Хедли безжалостной мужской хваткой. – Как поживаешь, Стью?
– Прекрасно, – сказал Хедли и всех между собой перезнакомил: Дейв и Салли смутно помнили друг друга по школе. Оба чисто формально, бесстрастно поздоровались. У Боба был угрюмый и грозный вид в ковбойской шляпе, джинсах, холщовой рубахе и сапогах для верховой езды. Волосы на твердом выпуклом черепе были выбриты, благодаря чему тот приобрел оттенок черного кофе, а злобные глазки поочередно поглядывали на каждую овцу из его стада, пока он вел их к огромному блестящему «нэшу», припаркованному на краю тротуара.