Голоса с улицы
Шрифт:
Фергессон крякнул и вернулся к еде.
– Ведутся мирные переговоры, – сказала Элис, – война скоро должна закончиться.
– Никогда она не кончится, – решительно возразил Фергессон. – Красные разводят канитель: они ничего не подпишут. С ними невозможно разговаривать: они понимают только язык военной мощи. Демократы собираются отдать им Корею – нам нужна безусловная военная победа. Это каждый ребенок знает!
Хедли сказал:
– Вы хотите воевать с коммунистическим Китаем?
– Когда пробьет час, – ответил Фергессон, – дядя Сэм не устоит даже перед кучкой азиатов… – Он свирепо глотнул кофе. – Вот в чем беда нынешних людей: они мягкотелые! Достаточно одной атомной бомбы, и все эти китаезы разбегутся
38
Панмуньом – деревня на фактической границе между Северной и Южной Кореей, где в 1953 г. было подписано Соглашение о перемирии, приостановившее Корейскую войну.
Хедли покраснел.
– Я пытался сэкономить для вас пару баксов: хотел отказаться от того аккордного контракта, что они сварганили для рождественского рынка.
– Я без тебя обо всем позаботился, – сказал Фергессон. – Я уже сказал Бэсфорду, что мы не заключаем никаких аккордных контрактов: мы получаем обычную скидку и выручку – никакой сдельной чепухи. Где та книга заказов, что они прислали? Я пустил ее на заметки.
– Ну хватит, – укоризненно сказала Элис. – Доужинайте хотя бы.
Фергессон запальчиво отодвинул тарелку.
– Я уже.
– Еще десерт, – напомнила Элис.
– Давай неси.
Все сидевшие за столом перестали есть. Тарелка Эллен была еще наполовину полной: она с тревогой взглянула на Фергессона, а затем на мужа. Элис на мгновение посочувствовала ей: такое обескуражит любого. Она встала и принялась собирать посуду.
– Не вставай, – сказала Элис, когда девушка судорожно вскочила. – Я сама.
– Все из-за того светового люка, – говорил Фергессон, когда она возвратилась с винным желе. – Закрой чем-нибудь эту хреновину, и не будет такого яркого света. Или поверни телевизоры в другую сторону.
– Их должно быть видно с улицы, – возразил Хедли. – Люди идут мимо и видят работающий телевизор. Они останавливаются и смотрят, а потом незаметно для себя заходят в магазин.
– Поставь один на окне, – проворчал Фергессон.
– Не годится! Это напоминает подглядывание: знаете, когда платишь за вход, как в кино. Нам нужно, чтобы люди смогли зайти и потрогать телевизоры – нужно внушать мысль, что они продаются, что их можно унести домой.
– Так-то оно так, – согласился Фергессон, – но лично я не хотел бы иметь его у себя дома, – он с подозрением взял свое винное желе. – Что это?
Элис объяснила.
– Ешь его с печеньем, – она наложила себе последней и села. – Пока не растаяло.
Фергессон опасливо ткнул переливающийся темно-желтый холмик.
– Там внутри вино?
Эллен попробовала десерт и восторженно повернулась к Элис.
– Это просто восхитительно, – потрясенно сказала она. – Это так… – девушка подыскивала нужное слово, – так по-европейски.
Хедли продолжил серьезный разговор с боссом.
– Мне кажется, у вас неверное представление о телевизорах. Нельзя торговать ими, как пятидесятидолларовыми радиоприемниками. Возьмем нашу рекламу: это же полный ноль – всего парочка блоков в буклете «Новости шопинга». Нам нужна еженедельная реклама на всю страницу – от «эмерсона», «зенита» и «ар-си-эй», от всех крупных компаний. В «С.-Ф. Кроникл» или «Окленд
– Я не собираюсь вбухивать все свои деньги в парочку этих тысячедолларовых телевизоров, – кисло ответил Фергессон.
Но Хедли не унимался:
– Черт возьми, но это же бешеные бабки! Стоит связаться с людьми из этой категории, и мы сможем грести их лопатой. Вы трудитесь целый день, чтобы продать одну несчастную настольную модель «адмирала»: сколько вы на этом навариваете? Маржа – около тридцати процентов; после вычета издержек и комиссии вы можете наварить двадцать баксов – так? Продавая какому-нибудь рабочему и его жене настольный пластмассовый «адмирал», вы тратите столько же сил, сколько нужно для продажи какому-нибудь богатею люксового устройства за тыщу баксов, изготовленного по спецзаказу! Эти богачи обожают покупать: им есть что тратить. Вы знаете, куда они ездят за телевизорами? Аж в Сан-Франциско. В огромные универмаги в центре города… Взять, к примеру, обалденную аппаратуру из «Стоунстауна».
– Я вовсе не крупный делец, – заныл Фергессон, – я просто хочу получать свою долю.
Ужин закончился в неловком молчании. Освободив свою тарелку, Эллен тотчас извинилась и поспешила в спальню, откуда больше и не выходила. Наконец Хедли доел и скрылся там же. Фергессон и Элис остались одни.
– Старый дед, – сказала Элис. – Вечно ворчишь.
Фергессон подкурил сигару и отрыгнул.
– Сегодня я лягу спать пораньше, – заявил он напрямик. – Завтра нужно встать в полшестого.
– Зачем?
– Съезжу в город – надо встретиться с оптовиками. Хочу разобраться со старыми накладными Бада О’Нила… Они утверждают, что у меня куча товара, который мне не принадлежит, – его нижняя челюсть отвисла и осталась в этом положении. – Я за все заплатил: это моя собственность.
Эллен и Хедли вполголоса разговаривали в спальне. Беседа внезапно прервалась: Эллен появилась в дверях, взглянула на Элис, а затем бросилась к ней.
– Я помою, – сказала она запыхавшимся голосом. – Где фартук?
Она помчалась на кухню и вскоре вернулась, повязывая на талии элегантный белый передник. Эллен принялась быстро собирать со стола десертные тарелки и кофейные чашки. Хедли медленно вышел следом за ней и остановился.
Фергессон встал.
– Давай больше не будем об этом, – сказал он. – Обо всех этих делах.
– Хорошая мысль, – поддержал его Хедли.
Старший мужчина недовольно побрел к длинному дивану в гостиной, и Хедли пошел за ним. Они уселись друг против друга в разных концах комнаты. Там было прохладно: Фергессон установил в подвале навороченный кондиционер. Их овевал слабый ветерок. За окнами стояла жаркая и душная августовская ночь: по тротуарам сонно перемещались немногочисленные прохожие – мужчины в майках, женщины в мокрых от пота шортах и обвисших блузках на бретельках.
– Что думаешь о моем кондиционере? – спросил Фергессон.
– Кажется, работает.
– Я сам вырыл весь этот сраный подвал. Трудился в поте лица. Заложил новый фундамент – пришлось вывезти на тележке десять тонн грязи. Потом выложил ею террасу на заднем дворе.
– Помню, как вы брали отгулы в магазине.
– Я поставил этот кондиционер как раз вовремя. Боже, от жары тут раньше обои отставали. Сюда попадает яркий свет с Залива. Печет вовсю с девяти утра до обеда. А еще я поставил водяное отопление, – Фергессон с гордостью показал на кафельный пол. – Дерево тут все равно было в сплошных ямах. Мне нравится эта плитка. Я проложил трубы и настелил сверху кафель. Неплохо работает.