Голоса с улицы
Шрифт:
Фергессон кивнул.
– Отлично.
– Думаю, они сдержат слово. Мы, конечно, сохранили ту картонную коробку. Они смогут увидеть, что ее роняли.
– Зд'oрово, – жалобно сказала Эллен, – ну прям как на Рождество. Помните, как мы все собрались на то Рождество?
Элис захлестнул поток воспоминаний. На Рождество было холодно и сыро, в окна барабанил дождь, а высокие кедры вдоль тропинки трепал ледяной ветер. Большой дом заполнился людьми: Джек В. Уайт со своей женой Пегги и двумя детьми; Стюарт с Эллен; Джо Тампини со своей подружкой; Олсен с женой; горстка
– Я помню, – сказал Фергессон и улыбнулся Элис. – Кто были все эти люди? Наверное, твои друзья.
– Прям как на Рождество, – повторила Эллен. – Только не сыро, а жарко, и не очень много народу.
– Так приятнее, – сказал Хедли, встал и побрел к тяжеленной радиоле в углу. Минуту спустя он включил ее и постоял, вращая ручки. Передавали только популярный джаз, так что Хедли снова ее выключил.
– Радио – это просто кошмар, – заговорила Эллен. – Приходится слушать его целый день, а там одни мыльные оперы и реклама. Ненавижу эту рекламные песенки – они доводят меня до белого каления.
– Так и задумано, – сказал Фергессон.
– Это ужасно, если так задумано, – ответила Эллен. – Что за люди все это придумывают? Должна же быть хорошая музыка… По радио передают все такое безвкусное и дешевое. Я, конечно, понимаю, что среднему человеку нравится все такое… Их программы должны охватывать как можно больше радиослушателей…
– То есть дебилов, – уточнил Хедли.
Фергессон пожевал губами и спросил:
– Вы когда-нибудь встречали человека, которому нравятся рекламные песенки? Если провести опрос по всей стране, вы не найдете ни одного идиота, которому они нравятся.
– Так зачем же их тогда передают? – сказала Эллен.
– Потому что они помогают продавать товары, – ответил Фергессон. – Они раздражают своими повторами, люди их ненавидят, но запоминают рекламодателей. Это работает, потому их и крутят.
– Послушайте, – сказал Хедли. – В чем же дело? Вы должны иметь свою теле– или радиопрограмму: вы не сможете охватить достаточное количество людей через газеты. Я хочу сказать, что вам не нужно финансировать целую программу – придется заплатить только за краткое рекламное объявление. Возможно, вечером – часов в шесть-семь. На одной из крупных сан-францисских радиостанций, например, «кей-эн-би-си». Вы могли бы залучить людей с Залива, да и со всего полуострова, – он закончил с энтузиазмом: – «Кей-эн-би-си» – свободный канал: люди слушают его до самого Бейкерсфилда.
Элис уставилась на него, мечтая о том, чтобы он хоть раз в жизни перестал генерировать идеи. На лице Джима без труда читалось недоверие: он подозрительно относился к новшествам, особенно к тем, что стоили денег.
Живо встав, Элис устремилась на кухню.
– Я сейчас вернусь, – сказала она через плечо, а затем достала из холодильника бутылку охлажденного французского абрикосового
Бренди обрадовало Фергессона.
– Отлично, – благодарно пробормотал он, приподнявшись и потянувшись за рюмкой. Фергессон развеселился и в шутку спросил:
– Сколько мне взять? Две? Три?
– Только одну, – сурово ответила Элис и, убрав от него поднос, подала его Стюарту Хедли.
– Спасибо, – сказал Хедли и взял бренди, но пить не стал. Поставив рюмку на подлокотник своего кресла, он пристально уставился перед собой, и его голубые глаза затуманились от мыслей. Стюарт открыл было рот, но Элис тут же его опередила.
– Может, тебе не надо? – сказала она Эллен. – Или уже можно?
– Можно, – застенчиво сказала та, потянувшись за рюмкой. – Большое спасибо, Элис. Выглядит чудесно… – Она отпила. – И вкус обалденный.
Элис мысленно вздохнула, взяла последнюю рюмку бренди и снова села.
– Я так понимаю, Джо Тампини скоро женится, – сказал Фергессон. – На той самой девушке?
– На той самой, – ответил Хедли. – Рыженькая милашка.
– Видимо, он попросит прибавку, – уныло пожаловался Фергессон. – Как ты, когда женился.
– Она очаровательная девушка, – сказала Эллен. – Всегда завидовала женщинам с такими рыжими волосами.
– Рыженькие бывают либо ужасно смазливыми, либо страшными, как смерть, – согласился Фергессон и, повернувшись к Хедли, сказал: – Помнишь ту малышку, что заходила в магазин, когда у нас лежала груда пластинок для музыкального автомата? Зеленые глаза, рыжие волосы… Ей нравились пластинки с трубой.
– Помню, – подтвердил Хедли. – Ее звали… как-то типа Джоан. Один раз я узнал ее имя для бланка заказа на пластинку Бикса Байдербека.
– Ей не было даже восемнадцати.
– Восемнадцать, блин. Она была еще школьницей.
Фергессон замечтался.
– Я давно уже подумываю, что «Современным телевизорам» нужна девушка… чтобы привлечь больше семейных покупателей. Во время войны все было нормально – мы же занимались только тем, что ремонтировали радиоприемники. У нас на стенах висели эти календари с большими титьками, и все были довольны: мы ведь имели дело в основном с мужиками. Но теперь к нам заходит все больше супружеских пар. Если б у нас работала девушка – можно бухгалтершей или на обслуживании клиентов… Она могла бы проверять радиолампы, выписывать ценники, отвечать на звонки.
– Секретарша, – подсказал Хедли.
– Хватит ли у нас работы, чтобы ее занять? Я не стану платить девушке только за то, что она вертит задницей перед клиентами. Она должна поддерживать чистоту и порядок. Мне кажется, у женщин это лучше получается: вытирать пыль и наводить лоск – бабья парафия.
– Ну конечно, – охотно согласился Хедли. – Она могла бы выполнять кучу работы. Выписывать счета, как вы уже сказали. Учет, вся бумажная работа…
– Но она не должна торчать все время в конторе, – подчеркнул Фергессон. – Она нужна нам на передовой – там, где ее могут видеть люди.