Голоса
Шрифт:
КЕРЕНСКИЙ. Прошу секретаря суда зачитать обвинительный акт.
СЕКРЕТАРЬ (встаёт). Матильда Феликсовна Кшесинская обвиняется, во-первых, в создании снарядного голода в Российской армии посредством распределения заказов на производство снарядов между угодными лично ей производителями.
КШЕСИНСКАЯ. Какая чепуха…
КЕРЕНСКИЙ. Признаёте ли вы себя виновной по первому обвинению?
КШЕСИНСКАЯ. Никогда не слышала ничего более нелепого, никогда в своей жизни!
СЕКРЕТАРЬ.
КЕРЕНСКИЙ. Признаёте ли вы себя виновной по второму обвинению?
КШЕСИНСКАЯ. У меня нет слов. Я – я нахожу ниже своего достоинства отвечать.
КЕРЕНСКИЙ. Суд переходит к допросу свидетелей. (О чём-то шепчется с секретарём.) В зал приглашается Александр Иванович Гучков.
Гучков подходит к свидетельской трибуне и встаёт за ней.
КЕРЕНСКИЙ. Свидетель, вы предупреждаетесь об ответственности за… Александр Иваныч, снимите очки! Вы демонстрируете неуважение к суду.
ГУЧКОВ. У меня болят глаза, Алексан-Фёдорыч.
КЕРЕНСКИЙ. Сочувствую, но порядок есть порядок. У меня тоже много что болит, почки уже почти отнялись, но я ведь не приехал сюда в инвалидном кресле!
Гучков снимает очки.
КЕРЕНСКИЙ. Александр Иваныч, вплоть до начала нашей великой бескровной революции вы были председателем Центрального военно-промышленного комитета. Что вы можете сказать по существу первого обвинения?
ГУЧКОВ. Только первого? А я уж боялся, меня и к разбору второго тоже привлекут.
КЕРЕНСКИЙ. Александр Иваныч, не паясничайте.
ГУЧКОВ. Алексан-Фёдорыч, вы уж простите, из нас всех вы – главный паяц. Это знает каждый здесь сидящий. (Передразнивает.) «Не смейте прикасаться к этому человеку!» «Я готов умереть прямо здесь!» Это вы – меня, русского патриота, просите не паясничать?
КЕРЕНСКИЙ (ищет судейский молоток, не найдя его, стучит кулаком по столу). Свидетель, вы призываетесь к порядку! Вы будете выдворены!
ГУЧКОВ. Вот уж чему не огорчусь.
КЕРЕНСКИЙ. Обвинение может задавать свидетелю вопросы.
МИЛЮКОВ. Алексан-Фёдорыч, каким образом происходило распределение заказов на производство снарядов?
ГУЧКОВ. Через Цэ-вэ-пэ-ка. Формально отвечало министерство, но как-то так вышло, что мы взяли всё в свои руки. От военного ведомства поступали заказы, мы делили их между заводами. Вы меня, Пал-Николаич, спрашиваете такие вещи, которые и сами знаете. Ваш Шингарёв тоже входил в Особое совещание по обороне. Или вы не беседовали со своими однопартийцами? Считали ниже своего достоинства?
МИЛЮКОВ. Пожалуйста, давайте придерживаться формы! И Особое совещание, и ЦВПК были созданы в пятнадцатом. Могла мадам Кшесинская вмешиваться в распределение заказов до пятнадцатого года?
ГУЧКОВ (жмёт плечами). Мне-то откуда знать?
МИЛЮКОВ. То есть вы не исключаете?
ГУЧКОВ. Я свечки не держал… но, с другой стороны, через кого?
МИЛЮКОВ. Через Государя Императора, который уже влиял на всем печально известного Сухомлинова. Одни фабриканты, более щедрые на свою благодарность, получали заказы, другие нет, и вот плачевный итог.
ГУЧКОВ. Пал-Николаич, вы… Вы, как бы вам это мягко сказать… Вы, извините, как втемяшите себе в голову какую-нибудь химеру, так и преследуете её вопреки здравому смыслу. Вы и раньше этим отличались: вспомните, пожалуйста, ту ахинею, которую вы несли с трибуны Государственной Думы про низкие закупочные цены на зерно и про то, что чем ниже будут цены, тем охотнее и быстрее крестьянин повезёт его продавать. Не припоминаете такого? Ну как, повёз зерно на рынок русский мужичок по твёрдой низкой цене?
МИЛЮКОВ. Прошу вас отвечать по существу и не переходить на личности!
ГУЧКОВ. По существу – пожалуйста, только ведь вы не умеете, никто из вас, слушать по существу, сразу взбираетесь на идеологического конька… Вы, интеллигенция, не знакомы, по сути, ни с одним настоящим ремеслом! Вы говоруны и дилетанты!
РОЗАНОВ. Как и вы, Александр Иваныч, как и вы…
ГУЧКОВ. Все заводы работали на фронт, все до единого! А снарядов – не хватало, из-за чехарды с составами, например, из-за вечного нашего русского бюрократического головотяпства. Ещё: надо было, как я понимаю теперь, задним умом, нарастить производство на одном ключевом заводе, Свято-Петроградском Трубочном. Снарядам не хватало трубок. Если вы произвели сто снарядов и десять взрывателей к ним, сколько на фронт уйдёт снарядов, пригодных для боеприменения? Верно, десять штук. В нашей бестолковщине сложно доискаться, кто виноват в том, что такое простое дело не было сделано. Но что до мадам Кшесинской, к которой, поверьте, я не испытываю никакой симпатии: это она, по-вашему, должна была организовать правильное движение составов? Расширять производство на Трубочном заводе? Разобраться, в чём беда, и потребовать увеличить выпуск трубок от своего ненаглядного Ники? Пал-Николаич, вы в своём уме?
МИЛЮКОВ (с оскорбленным достоинством). Обвинение не имеет больше вопросов к первому свидетелю.
КЕРЕНСКИЙ. Защита может задать вопросы свидетелю.
РОЗАНОВ. Ваша честь, благодарю! Господин Гучков, мы с вами не были до этого знакомы, и всё же благодарю и вас: вы очень облегчили мою работу, так что я, по сути, мог бы обойтись и без вопросов. Но всё же спрошу: скажите, а откуда пошёл слух о влиянии Матильды Феликсовны на дело снабжения?
ГУЧКОВ (вновь пожимает плечами). От главковерха.
РОЗАНОВ. От Государя?!
ГУЧКОВ. Да нет же, от верховного до августа пятнадцатого года. От великого князя Николая Николаевича.
РОЗАНОВ. Согласитесь, распространение таких слухов его прекрасно характеризует?
ГУЧКОВ. Я ему не судья, а вообще, его больше характеризует тот позорный хаос, который устроился и на фронте, и в тыловом обеспечении в то время, когда он был верховным.