Голосую за любовь
Шрифт:
— И?
— И ничего! Влюбилась!
— Знаешь, я очень рада за тебя…
— Звоню тебе, потому что есть кое-что и для тебя. Спрашивала его и про твой гороскоп…
— Не может быть! И что он сказал?!
— Тебе нужно самой поговорить с ним. Короче, сказал, что у тебя до сих пор был черный период и потому ничего не получалось, понимаешь? Сейчас ты постепенно входишь в светлый период… Слушаешь?
— Слушаю.
— Тебя что, это не интересует?
— Ну что ты, я слушаю тебя. И что еще он сказал?
— Сказал, что вскоре у тебя настанет переломный момент или какое-то событие в жизни. Счастливое, естественно.
— Серьезно?
— Да. Так он сказал.
— А еще что?
— Пока больше ничего. Впрочем, сама познакомишься с ним скоро… Что касается меня, он все угадал, представляешь?!
— А что именно?
— Ну, прежде всего про себя…
— И ты влюбилась?..
— Ага.
— А он?
— И он.
— Слушай, что это у тебя с телефоном? Что-то в трубке трещит!
— Это не в трубке, это попугай. Я купила попугая. Не говорила тебе разве?
— Ах, да. Говорила. Забыла совсем… Так громко орет?
— Да. К тому же ужасно глуп! Чертова птица…
— Как его зовут?
— Кого? Попугая?
— Да нет же! Этого твоего астролога!
— Мариан.
— Ага. Хорошо. Как-нибудь зайду… Пока…
— Пока! Заходи, звони…
— Ага.
Штефица Цвек и попугай,
в действительности оказавшийся замаскированным негодяем
(окантовка)
С приходом весны появляются комары. В качестве первой помощи от укусов годится сок репчатого лука. Несколько капель вотрите в место укуса — боль и зуд заметно уменьшатся.
На этот раз Штефица окончательно и бесповоротно решила не выходить из депрессии. Даже Аннушка… Даже Аннушка полюбила!.. — рыдала Штефица.
Она и сама не могла бы толком объяснить, почему Аннушкин новый роман вверг ее в такое отчаяние. Однако, поразмыслив, Штефица пришла к выводу, что, видимо, человек уж так устроен, что всегда должен быть кто-то, кому хуже или хотя бы так же плохо, как и ему. Аннушке всегда было хуже.
Вдруг как гром среди ясного неба Штефицу пронзила догадка: попугай! Точно! Попугай! Аннушка ведь и купила-то его, потому что вечно была в депрессии. И с той самой минуты все повернулось к лучшему. Попугай, очевидно, был слабым, тайным голосом жизни, просьбой о помощи, скромным знаком судьбы — как отдернутая штора на окне, или вазочка с цветком, или свет в комнате… Судьба заметила Аннушкин знак.
Уж если на то пошло, думала Штефица, попугай меньше и дешевле собаки, это даже и не животное, а всего лишь птица, собака к тому же лает, а попугай — нет, только трещит, щелкает семечки и наверняка веселее собаки…
А, была не
Перо был веселой и симпатичной птицей. Он не умел разговаривать, и это нравилось Штефице. Аннушкин — тот даже по телефону спокойно поговорить не дает…
И в жизни у Штефицы Цвек все повернулось к лучшему. Маленькая симпатичная птичка внесла в тихий дом Штефицы Цвек и ее тетушки перемены. Штефице просто некогда стало грустить. Однажды после обеда Штефица сидела и перелистывала журнал мод. Тетушка дремала в кресле. Лучи послеобеденного солнца проникали в открытое окно и бегали по стенам. Штефица тихо закрыла журнал и будто впервые увидела комнату, тетю в кресле, игру солнечных зайчиков и ощутила, как жизнь ее наполняется теплом и что еще много тепла у нее будет…
Вдруг Штефица услышала странный голос:
— Штефица с жиру бесится!
— Что-о-о?! — взвилась Штефица.
Из клетки на Штефицу маленькими черными глазками не мигая смотрел попугай.
— Штефица с жиру бесится! — повторил он равнодушно, каким-то старческим голосом.
Штефица покраснела, поднялась и снова села. Казалось, ей не хватает воздуха. Она смотрела на попугая, который сидел неподвижно. Но только он опять открыл свой злобный клюв, Штефица вскочила, поставила клетку на подоконник и открыла дверцу. Попугай не спеша вышел из клетки и, даже не взглянув на Штефицу, улетел.
— Дохлятина! Негодяй! — крикнула ему вслед Штефица.
И снова села. Слезы текли сами по себе. Она уставилась на пустую клетку. Слезы текли по щекам. Проклятый попугай! Слезы лились ручьем. Пригрела на груди змею. Слезы лились потоками. Сердце разрывалось. Слезы хлестали из глаз. Ей чудилось, что жизнь висит на волоске.
— Швятая Клара! — пробормотала вдруг сквозь сон тетя. — Днем шьет и поет, ночью порет и плачет! — Она поворочалась в кресле и захрапела.
Штефица Цвек размышляет о первой дефлорации,
о второй дефлорации и самоубийстве
(планка с прорезными петлями)
Знаете ли вы, как определить, готовы ли овощи? Если они опустились на дно посуды, значит, готовы, а если плавают, то еще нет.
Да, их было двое! Эла сказала: «Не болтай глупости! Дефлорация есть дефлорация, значит — первый раз!» Штефице не нравилось слово «дефлорация», но Эла сказала, что пришло время называть некоторые вещи своими именами. Ах, Эла… Эла — это совсем другое дело!