Голосую за любовь

Олуич Гроздана

— Так получила же ведь! — говорит ехидно тетя Сека. — Френдича!

— Знаю, — не унималась соседка Мая, — только пусть и теперь ей опять чего-нибудь будет не хватать!

— Квартиры! — осенило тетю Секу.

— Что ж, неплохо, — признала мама спокойно.

— Бабы, ну и ну! Да ведь писатель — не Дед Мороз! — воскликнула вконец изнервничавшаяся тетя Сека.

— Знаю! — настаивала Мая. — Вот вам случай из жизни! Моя подруга Мария, вы ее не

знаете… Хорошо, пусть Штефицу бросит этот Френдич, как мою Марию бросил ее придурок!.. Мария всего пару месяцев прожила одна, с дочкой, такая хорошенькая малышка, Сильвия… Да, так вот, ребенок вдруг покрылся сыпью, и Мария кинулась в больницу… К чему я вам это рассказываю?! Молодой педиатр, стажер из Кении… Теперь каждую неделю мне пишет из Майроби!

— Найроби! — грозно поправила тетя Сека.

— Ладно, Найроби, какая разница… А вы тут себе морочите голову про сафари!

Мама поняла, что разговор ушел в сторону, и с подобающим выражением лица объявила перерыв.

— Как вы смотрите на то, чтобы выпить по рюмочке коньяку? Госпожа Ярмила?! Вы, Ленче?

— Пожалуйста, только чуть-чуть! — сказала пани Ярмила.

— Можно! — оживилась соседка Мая.

— Давай, — сказала тетя Сека.

— Славно придумано! Так, доченька? — одобрила Ленче и похлопала меня по коленке.

— А ты? — спросила мама.

Выдержав длительную паузу, я почти мстительно сказала:

— Я — лимонад!

Мама налила, женщины отпили по глоточку, выпила мама, хлебнула и я (лимонад), и мама сказала:

— Итак, мы пришли к выводу, что вам не нравится ни предложение описывать далее семейную жизнь, ни чтобы Френдич завел себе любовницу, ни чтобы Штефица осталась разведенной, ни то, чтобы она путешествовала по Ядрану или Средиземноморью, ни то, чтобы ребенок заболел, ни то, чтобы нашлись ее родители… Что будем делать дальше, спрашивается?!

— А пускай тетка найдет себе любовника! — выкрикнула тетя Сека.

— Некарашо! — поморщилась пани Ярмила. — Может быть, будет карашо, если ваша пани Штепанка будет ходить на курсы по французский язык?

Я поспешила опустить лимонные косточки в стакан на предмет изучения техники их опускания на дно, делая вид, что эта реплика меня не касается.

— Свекровь! — вдруг отложила спицы соседка Мая.

— Что — свекровь? — осторожно спросила тетя Сека.

— Выход — в свекрови! Здесь могут сложиться драматичные отношения! Штефица и свекровь!

— Мне больше по душе, если бы у Френдича появился брат! — иронично бросила тетя Сека.

— И что? — воскликнули женщины в один голос.

— И Штефица влюбится в брата.

— А Френдич укокошит его в пылу ревности! — вспыхнули глаза

у соседки Маи.

— Не знаю, не знаю… — смиренно уступая, повторяла деликатная пани Ярмила.

Ленче, вероятно желая спасти разговор, заметила:

— Любая вещь, и художественная тоже, должна быть как гювеч. Чем больше всего положишь, тем вкуснее.

Ленче замолчала, глотнула из рюмки и обвела взглядом присутствующих. Тетя Сека, заинтересовавшись, спросила:

— А что ты кладешь?

— Что? Сказать вам?

— Конечно! — отвлеклись женщины.

— Лук, чеснок, петрушка, перец, баклажаны, помидоры, морковь, мясо, рис, горький перец… — перечисляла Ленче.

Женщины откуда-то вытащили листки бумаги и карандаши. От растерянности и стремительности развития событий карандаш и бумага оказались и у меня…

— Самое главное, — продолжала Ленче, — тушить на медленном огне, а потом запечь в глиняном горшке.

— В глиняном горшке… — бормотали, едва поспевая, женщины.

— В горшке… — записываю я, и вдруг меня осеняет: — Жанр! — говорю я тихо и бросаю на Ленче выразительный взгляд.

— Ну, не обязательно в глиняном, можно и в обычной кастрюле… — растаптывает Ленче последнюю надежду быть понятой.

— Обычной… — бормочут женщины.

— Так! — будто мессу, эффектно завершает Ленче.

Женщины, довольные, убирают листки. Я без сожаления утопила еще одну лимонную косточку, другую немилосердно проглотила и проговорила грозным голосом:

— А Штефица?!

Женщины молчали.

— А Штефица?! — повторяю я укоризненно. Пани Ярмила лишь пожимает плечами и качает головой.

— Не знаю… Не знаю…

Остальные тоже почему-то закачали головами.

— Ну неужели вы действительно ничего не можете вспомнить? Ничего, кроме банальных и избитых ситуаций?! Ничего из собственной жизни?! Разве вы не жили?..

— А знаешь, в том фильме с Шарлем Боайе, например… — начала было мама, но при упоминании имени Шарля Боайе соседка Мая вскочила как ужаленная, отбросила свое вязанье и крикнула:

— Стойте!..

Женщины вздрогнули, но соседка Мая уже стремглав выбежала из комнаты, и было слышно, как открывается дверь ее квартиры. Через несколько минут Мая вернулась с огромной книгой.

— Смотрите!.. — восторженно воскликнула Мая.

На обложке крупными буквами было написано:

HEART-THROBS,

а дальше буквами помельче:

A colorful collection of the world’s most fascinating men^[6].

А я, поняв, что моя тема исчерпана, мысленно погрузилась в лимонад и ложечкой потопила оставшиеся косточки.

Подняв глаза, я увидела, как постепенно разглаживаются лица женщин, очищаются от морщин, словно гипсовые маски, и появляются молодые лица мамы, тети Секи, госпожи Ярмилы и Ленче.

До меня доходили голоса: