Голова голов

Андерсон Владимир

Тогда Фабио решил, что отцу просто больше нечего сказать на это. Но теперь он понимал, что отец всё вложил в эти слова – «будет всегда гордиться сыном, потому что он будет верен тому, чему решил посвятить свою жизнь…» Ключевое слово здесь было «жизнь». Он очень хотел, чтобы его сын всё же прожил долгую жизнь, и чтобы ему было потом что вспомнить, и чему учить уже своих детей, а может быть и внуков… Удивительно только, почему такие ответы приходят намного позже того, как следовало бы их знать. Вообще закладывался ли смысл в то, чтобы знать его заранее? Или обязательно надо дождаться, пока человек умрёт, чтобы начать по-другому смотреть на его слова?

Ведь

тогда он был просто отец. Тот самый отец, которого видишь, когда захочешь. Когда хочешь, приходишь в гости, и даже и уходишь-то тоже, когда хочешь. И смотришь на него на обычного человека, которого просто знаешь. А потом, когда он умирает, то понимаешь, что это не просто человек, которого ты хорошо знаешь, а может быть и любишь. Понимаешь, что этот человек был частью тебя, уже только, потому что его видение на тебя было у него как данность, которую не отнимешь. А ты не хотел терять эту данность, потому совершенно не замечал… Пока его не стало… Тогда ты начинаешь замечать то, на что раньше закрывал глаза. Начинаешь разглядывать это, находить что-то новое, настолько новое, что в какой-то момент начинаешь считать это главным.

Гордиться сыном, потому что он будет верен тому, чему посвятит жизнь, лишь означало желать долгой жизни своему сыну. Чтобы тот путь, который он для себя избрал, оказался для него долгим. Чтобы было, что рассказывать… И раз есть, что и кому рассказывать, то значит пожил ты достаточно.

И что из этого оставить для своего собственного сыны? Что оставить для Чезаре? Он ведь сейчас тоже не поймёт смысл. Он будет думать над нотами у своего фортепиано и не более того. Сейчас для него жизнь имеет очень чёткий и совершенно иной смысл, и ни слова, ни действия отца не смогут ни на что повлиять.

Это было видно ещё на похоронах его деда и бабушки. Он приехал из Москвы почти сразу и был готов проводить на службах столько времени, сколько понадобится. Но все его мысли были о другом – все его мысли были о музыке, фортепиано и Москве, в которой его всему этому обучали. Оно и понятно: возраст, устремления. Всё это накладывает свой отпечаток, кем бы ни был человек в прошлом, и повлиять на это сколь-нибудь сильно не получится. Там он предоставлен сам себе, и там о мечтает о своём успешном будущем, а не о том, что находится у него за спиной.

Чезаре, по всей видимости, суждено прийти к тому же, к чему пришёл его отец. Также ничего не знать о его прошлом и прошлом его родных. Тем более уж о прошлом своего отца, раз уж оно связано с Коза Нострой. Ну хоть это он будет знать точно.

Фабио вышел из здания, в котором он только что двадцать минут выслушивал Матерацци, а затем закончил всё небольшой репликой «Мы всегда поможет, когда наступит беда. Но просить помощи, когда всё идёт хорошо, не стоит». Он ведь знал, насколько хорошо у него идут дела, и что все свои скидки он просит, чтобы просто побольше инвестировать. Теперь он будет задерживать зарплаты своим служащим. И опять эти служащие обратятся к Коза Ностре, и опять придётся приходить и выдавать новый штраф, возможно, намного более грозный, чем предыдущий. Как ни странно, но некоторым людям и правда лучше раздавать штрафы постфактум, за содеянное, чем выносить предупреждения заранее. Так их мозг лучше воспринимает данность.

Иногда даже поражало насколько люди любят доводить всё до крайней точки. Причём, чем больше возможностей у них этого избежать, тем более явно они этой точки достигнут. Стоить дать человеку всего один шанс сделать всё, как надо, и он им воспользуется, а вот если этих шансов множество, то он обязательно

пропустит их все. Такова человеческая натура, и грех на это жаловаться… Потому Фабио в очередной раз лишь намекнул на грозящие меры, не принимая их ни на грамм. Когда Матерацци снова заплатит за свою ошибку, он в очередной раз поймёт, что стоит поосторожнее принимать свои решения: это сбережет и его бизнес и рабочие места, которые он организует.

Жизнь всё же очень несправедлива. Столько вещей происходит не так, как было бы удобнее даже не всем, а прямо скажем – большинству. Но, что стоит принять за данность, так это то, что правила всё равно существуют. Даже, если они не устраивают, они всё равно существуют, и чем лучше их знаешь, тем ближе к тебе та самая справедливость, которой тебе не хватает.

Те улочки, по которым сейчас двигался Фабио были ему родными настолько, что он не воспринимал их даже как что-то красивое. Хотя сюда приезжали туристы, фотографировались на их фоне, поражались архитектуре даже обычных домов. Для Фабио, как и для большинства сицилианцев, это являлось чем-то обычным… Ему даже довелось слышать, что вообще во всей Италии у людей настолько хорошо изначально сложен вкус и видение прекрасного, что они уже не в состоянии изображать или создавать что-то некрасиво. Они родились и выросли там, где правильные черты присутствуют везде, а потому это стало для них данностью.

– А что если завтра Чезаре придёт и скажет то же, что и я когда-то своим родителям? Что, теперь он «сможет решить любой вопрос»? – подумал Фабио и остановился прямо посередине дороги. Что если Чезаре станет членом, например, другой мафиозной семьи? Разумеется, это невозможно, учитывая то, чем он сейчас занимается. Да и не в его духе подобное. Но, как бы это выглядело, если бы стало таковым?

Очевидно, что это было бы настолько же неожиданно, как и для его деда с бабушкой, переживших в своё время похожее потрясение. Но, что самое главное, Фабио почувствовал то же, что, видимо, когда-то чувствовал его отец. Он был готов принять это. Как бы ни было это тяжело, но он видел в себе все силы, готовые принять новую данность, как постоянную. И всё с тем же смыслом – лишь бы ты сохранял себе жизнь. Долгую жизнь, о которой ты сможешь потом рассказывать своим детям, а ещё лучше внукам.

И почему он не задумывался об это раньше? Ведь Чезаре уже двадцать два года, а он никогда не думал о том, что так важно быть на его стороне. Так же как его отец был всегда на его стороне. Несмотря на всё, что только окружало Фабио, его отец был всегда «За», был всегда согласен с его решением, и говорил, что будет всегда гордиться им… До чего же это тяжёлые слова, особенно когда понимаешь, что твой сын занимается чем-то опасным каждый день. Но ведь он понимал, что это добровольный выбор его сына, а значит единственное, чем он может помочь, так это поддержать этот выбор, потому что всё остальное лишь ослабит его…

Фабио попытался представить, что было бы у него в голове, если бы он тогда услышал от отца что-то другое. Если бы тот стал понукать, осуждать его решение. Если бы отстранился… Где-то внутри что-то громыхнуло, и Фабио тут же перестал пытаться себе такое представить. А ведь об этом он тоже не думал, когда принимал Омерту. Он вообще не думал о том, что есть ещё какие-то мнения, кроме его собственного… От этого ему стало горестно. Ведь он только что наконец оценил, насколько трудное и правильное было когда-то решение у его родителей – принять всё то, что делал их сын. Принять всё таким, каким оно уже стало, лишь бы остаться на его стороне.