Головная боль генерала Калугина, или Слава для Славы
Шрифт:
Что? Трудно думать, когда простой арифметический пример становится проблемой, но ясное понимание того, что именно этот восход солнца станет ознаменованием чего-то важного, накрыло Славу с головы до ног, как горняшка за несколько метров до вершины.
Слава оглянулась, рядом стоял Вячеслав Павлович, с широкой улыбкой смотря на открывающийся вид. Вот кто, оказывается, затащил её. Он же дал пройти оставшиеся шаги самой, словно понимал, насколько это важно для Славы. Прямо сейчас – ценнее всего на свете. Целого, необъятного мира нужнее.
За время, которое провели в штурмовом
Отлично… Почему он сейчас не мог проигнорировать Славу? Пройти мимо, когда она стояла на коленях, не соображая, что происходит, борясь с приступом слабости, тошноты, нехваткой кислорода.
Почему из двух групп, поднимающихся параллельно, пришедших в одно время к последнему подъёму, именно он стоит с ней рядом, наблюдая за восходом на вершине мироздания?
Не Василий, не Антон, не любой из парней, с которыми она делила походный быт, а Вячеслав Павлович, собственной лизоблюдской персоной. Грёбаная несправедливость, такая же высокая, как вершина, к которой постепенно подбирались остальные участники группы.
Спустились почти за то же время, что поднялись, чуть быстрее, подгоняемые мыслями о долгожданном тепле домиков в штурмовом лагере и горячем обеде. К концу спуска погода ожидаемо испортилась, последние метры пробирались в кромешной мгле поднявшегося бурана.
Слава с трудом переставляла ноги, которые расползались, несмотря на надетые кошки. Заледенелый снег не цеплялся, не хватало сил пробить лёд и зацепиться. В какой-то миг начало казаться, что стихией её просто унесёт, как жалкий воздушный шарик. Сорок семь килограммов попросту не удержатся под очередным порывом ветра. Сгибаясь пополам, она пробивала себе дорогу сквозь снежную мглу, отвоёвывая каждый шаг у мороза и ветра.
В домик просто ввалилась, растянулась пластом, не в силах пошевелиться. Антон помог стащить экипировку, Василий сдёрнул спальник с верхнего яруса, устроил внизу, затолкал туда обессиленную, обмякшую Славу и пододвинул к стене, поближе к обогревателю. Она сама не поняла, как провалилась в чёрный, словно непроглядная ночь, сон.
Несколько раз просыпалась от головной боли, один раз от громкого мужского шёпота. Мужики обсуждали восхождение, делились впечатлениями, изо всех сил стараясь не шуметь, дать единственной девушке в группе отдохнуть.
Сквозь сон Слава слышала, как обсуждали её персону. Удивиться или возмутиться от усталости попросту не смогла. Глаз открыть не получалось, не то что рот.
– Славка ваша – молодец, – услышала голос Дениса, Дэна, как быстро прилипло к нему. – Силявочка совсем, в чём душа теплится, а как держалась.
– Я вообще сначала подумал, что она парень. Кто, думаю, подростка сюда притащил, – ответил кто-то из второй группы. – Совсем с дубу рухнули, не лето, чтоб детей на маршрут тащить.
– Девчонка она, – усмехнулся Бармалей. – Между прочим, симпатичная, жаль, что вредная.
– Что, не дала? – гоготнул кто-то.
– Не очень-то хотелось, – отмахнулся Бармалей.
Снова заговорили о восхождении, кто-то пустил по кругу телефон, показывая недавно сделанные фотографии. У Славы мелькнула мысль, что она-то ни одной фотографии не сделала. Взошла на вершину с киселём в голове, спустилась с ним же. Ничего, попросит у кого-нибудь. У Антона возьмёт, как руководителя группы, он вроде фотографировал коллективно и по одному.
Ничего не помнила, лишь линию оранжевого восхода над кучевыми, свинцовыми облаками и широченную, счастливую улыбку того, кто помог ей взобраться. Чтоб он провалился со своей помощью… Почему именно он?
Снова провалилась в сон, больше похожий на кромешную мглу. Проснулась от солнечного света в окно, выходит, чуть меньше суток проспала. Нужно было выбираться из спальника, вставать, заставить себя поесть. Завозилась, чувствуя чью-то тяжёлую руку на себе, мало того, что придавливающую, так ещё подгребающую к крепкому мужскому телу. Прижал, как родную.
– Раскинулся же, как море широко, – недовольно пробормотала Слава, не зная кому.
Подобные казусы случались через ночь, то навалится кто-то всем телом, то ноги закинет, то руки, то упрётся лбом. В тесноте, да не обиде, как говорится. Засыпали каждый в своём спальнике, просыпались, как повезёт.
Выкарабкалась, оглянусь, едва удержалась от злобного шипения. Вячеслав Павлович… Вот скотина! Места другого не нашёл, что ли? Обязательно рядом с ней было завалиться?
Ну конечно… А как же… Согреть теплом своего вонючего тела генеральскую дочку. Глядишь, до подполковника дорастёшь, там до полковника рукой подать. Если подмахнуть как следует генералу, расстараться с душой, то и сам генералом станешь. Подойти к вопросу со всей ответственностью и рвением.
Гад, свалился на её голову! Ещё и руки распускает, к себе прижимает… Б-р-р-р… Фу!
Слава не удивилась бы, узнав, что он специально сюда притащился. Узнал от Игната, где она, решил в альпиниста поиграть. Заодно присмотреть за ней, выслужиться в очередной раз. Тесноваты стали майорские погоны, душа повышения просит.
Чем больше она об этом думала, тем понятней становилось, что подобных совпадений не бывает. Для чего гладенькому, как яйцо единорога, Андронову, подниматься на Эльбрус, да ещё зимой? За какой надобностью? За впечатлениями? Испытать себя? Устал бумажки перекладывать, решил размяться, урод малахольный?
Свежо предание, да верится с трудом!
Слава внимательно посмотрела на спящего Вячеслава Павловича. Скажите, пожалуйста, даже здесь побрился. Все мужики с торчащей во все стороны света щетиной, бородами, заросшие, один в один йети, а этот височки по уставу подровнял.
Вдруг сам генерал Калугин прилетит за дочерью, а тут Андронов – выутюженный, блестящий, как яйца кота. Тьфу!
Хорошо, что сегодня утром спуск в базовый лагерь. Славка не выдержала бы, выцарапала глаза слащавому, как рафинад, майору.