Головорез
Шрифт:
Проклятые наркотики. Они повинны в ее смерти не меньше попавшей в нее пули. Если бы не наркотики, Эбби никогда не оказалась бы в том отвратительном месте. Они мешали учебе Эбби в колледже, в самом начале загубили ее карьеру. А теперь убили ее.
Дон провел ладонями по лицу, потер лоб, за которым, как ураган, нарастала головная боль.
Что такое творится с детьми богатых людей? Почему они такие испорченные, такие слабые? Почему они так легко сворачивают на путь порока? Взять Криса с его обжорством и алчностью. Майкла с его изменами. Дороти с ее серией неудачных связей и легкомысленной жизнью, которую она ведет в Лос-Анджелесе. Только
Всю жизнь человек работает в поте лица, чтобы обеспечить свою семью. А потом его деньги губят тех, кого он любит. Индустриальные львы порождают поколения гнусных падалыциков, ожидающих смерти таких людей, как Дон, чтобы завладеть их богатством.
Богатство лишает человека честолюбия. Почему дети должны прилагать какие-то усилия, если можно просто ждать наследства? Даже его сыновья, руководители корпораций с многомиллионным оборотом, никогда не проявляли никакой инициативы. Сидят и ждут распоряжений Дона. На их самостоятельность ему рассчитывать не приходится.
Совсем другое дело Соломон. Иногда Дон чувствовал, что Соломон читает его мысли. Давая ему поручения, он мог не распространяться о деталях: и так было ясно, что Соломон все сделает правильно.
Сыграло ли тут роль воспитание Соломона? До прихода Роуз на работу к Дону они с матерью жили на грани бедности. После гибели Роуз в автокатастрофе мальчик, по-видимому, всерьез собрался вернуться назад. В четырнадцать лет он был уже более зрелой личностью, чем Крис сегодня.
Может, это передалось с генами. Роуз была трудоблюбива и очень ответственна. Преданная, сильная и любящая. Дон чувствовал себя таким одиноким после смерти жены от рака. Роуз вошла в его жизнь и позаботилась о нем, исцелила его.
Его дети к тому времени выросли, но по-прежнему тяжело переживали смерть Эстеллы, и они с Роуз держали свои отношения в тайне. Они говорили о браке, но дальше разговоров дело не шло, а потом та проклятая катастрофа забрала у него Роуз.
Дону оставалось только гадать о том, что могло бы быть. Родись у них свои дети, выросли ли бы они похожими на Соломона? Или их погубили бы деньги?
Он вытер набежавшие слезы.
Черт побери. Ну почему его сыновья не стали сильными мужчинами? Почему Эбби не нашла в себе воли противостоять наркотикам?
И почему, черт возьми, кто-то убил ее?
Глава 25
Царапина на груди Соломона оказалась неглубокой, больше похожей на ожог, чем на ссадину, и врачи в отделении «Скорой помощи» промыли рану и заклеили. Дали в качестве обезболивающего кодеин, но Соломон выпил только половину дозы. Ему хотелось сохранить ясную голову.
Как раз когда он вымылся, подоспел водитель со свежей одеждой, и Соломон, чистый, переодетый и спокойный, поехал с полицейскими в управление для допроса. Здание стояло на Седьмой улице в старом городе, прямо напротив эстакады 880-го шоссе. Полы в нем были выложены кафелем, а стены коридора выкрашены кремовой краской и обшиты фанерными панелями. В комнате для допросов было тесно и тепло.
Вел допрос полицейский по фамилии О'Мейли. Средних лет, с густо посеребренными волосами и квадратной челюстью. В основном
О'Мейли все повторял, что эта история дурно пахнет, и постоянно возвращался к побегу Эбби из «Цветущей ивы». Соломона самого больше всего занимал этот вопрос. Но ответа он дать не мог. Во всяком случае, пока.
Соломон отвечал правдиво, хотя намеренно обходил молчанием обстоятельства, предшествовавшие водворению Эбби в реабилитационный центр. Он боялся, как бы детективы не догадались о его участии в перестрелке с Джамалом, Тайроном и Хорхе.
Когда его наконец отпустили, О'Мейли вышел вместе с Соломоном на улицу. Там ждал лимузин, и детектив заглянул в салон. Легонько оценивающе присвистнул.
— Хорошо живете, а? Приятно, должно быть.
— Да. В общем и целом.
Садилось солнце, когда Соломон катил на запад по Бейбриджу. Он посмотрел на силуэт Сан-Франциско, на ломаный очерк зданий на фоне оранжевого неба. Горевший в сотнях окон свет напомнил ему, как много людей живет и работает здесь, сбившись на маленьком клочке земли. От этой мысли ему нестерпимо захотелось в тихие леса Приюта Головореза.
За рулем лимузина сидел тот же молчаливый парень, который возил его накануне в Си-Клифф. Разговорчивее он не стал. Соломон поблагодарил его, вылезая из машины рядом с жилым домом у парка Лафайет. Получил в ответ кивок.
Поднимаясь по ступенькам крыльца, Соломон увидел свое отражение во входной двери. Хоть лицо у него было бледным, выглядел он, в общем, неплохо. Лучше, чем чувствовал себя. Повязка выпирала под рубашкой. Наплечная кобура по-прежнему была при нем, хотя и пустая.
Полицейские оставили у себя его пистолет, как и тот, который он отобрал у паренька, и это беспокоило Соломона. Существовала крохотная возможность, что баллистики сопоставят его кольт с пулей, уложившей Хорхе, этого пучеглазого мексиканца. У себя в бунгало он вычистил пистолет, так что у детективов вроде бы не было причин отправлять его на баллистическую экспертизу, но кто знает.
Он рассказал копам, как отобрал «рейвен» у парня, но доказать этого не мог. Находившийся в отделении интенсивной терапии Карл не мог подтвердить его слова. И сам Соломон не мог назвать имени дилера, да и вряд ли оружие было официально зарегистрировано. Кто знает, скольких человек уложили из этого пистолета?
На звонок открыла миссис Вонг. Она явно только что плакала.
— Ах, Соломон! Вы целы?
— Да, мэм. Я в полном порядке.
Она крепко обняла его. Голова китаянки доходила ему до груди и прижалась как раз к повязке на ране. Соломон стиснул зубы. Она отступила на шаг, посмотрела на него и сказала:
— Как жалко мисс Эбби.
— Да.
— Ее мать сейчас спит. Доктор дал ей таблетки. Я заварила травяной чай, но ей требовались таблетки. Она криком кричала.
Миссис Вонг повела его на кухню, но туда они так и не добрались. Из гостиной появились Майкл и Крис Шеффилды, и Крис сказал:
— Вот и ты. А мы уже начали недоумевать.
— У полиции было много вопросов.
Оба брата держали в руках стаканы с выпивкой. Взгляд у Криса был стеклянный, галстук сбился набок. Майкл еще выглядел трезвым, но он всегда был более собранным, чем его слюнтяй братец. Лысина Майкла казалась свежезагоревшей. Воздействие жаркого африканского солнца?