Голубая Саламандра
Шрифт:
– Если я груб - ты простишь. Дело касается госпожи - защищая ее, я не стану отягощать себя выбором слов. Сделай, как я сказал. Идемте, мисс.
– Ощущая тяжесть парализатора на ремне, он направился к двери.
Когда они покинули владение Абаха, Эвис оглянулась и недовольно спросила:
– Что ты затеял? Почему он должен врать по твоей прихоти?
– Сейчас идем в святилище Асты. Там обдумаем, как нам быть. Я не верю, будто кому-то взбрело разыскивать дочь Тимора по этим притонам. Причем, таким безыскусным способом! Здесь, Эвис Русс, кроется нечто другое. Не верю, что эти люди сумасшедшие. Первое, что я могу утверждать: виной всему диадема, которую ты светила не один раз. Но мы разберемся. На счет Абаха тоже будь спокойна.
Грачев подумал, что его простая
– Пусть этот боров поступает, как хочет, я пустил ему в глаза щепотку пыли. И, надеюсь, нас будут разыскивать не там, где мы будем. Так идем под защиту старика Норна?
– Я собиралась закончить с хроникой Энхи. К тому же ты обещал отвести к морю. Первый раз за столько дней я думала позволить маленькую слабость! Слышишь?! Мне нужен хотя бы один час на берегу, без волнений, маеты! Один вид морских просторов!
– Когда я тебе обещал, не было паники вокруг дома Абаха.
– Грачев Андрей!
– Эвис решительно остановилась у поворота к мосту.
– Пожалуйста, не будем предаваться беспричинным страхам!
– Хорошо. Но сначала давай вычеркнем все, не являющееся необходимым.
– О, Атт! Неужели я должна выпрашивать то, о чем ты мечтал только вчера?!
– В хранилище мы не пойдем. Меня воротит от мумифицированных историй. Историй, совершенно бесполезных. А если тебя по-прежнему влекут морские просторы, нам придется топтать ноги по жаре туда, далеко, еще дальше.
– Он указал за гавань на одинокую верхушку маяка.
– Стоит ли твой каприз таких усилий? Или нас удовлетворят мраморные бассейны по соседству?
– С душными испарениями и видом на множество ленивых тел?! Нет - море!
За мостом, избегая суетной набережной и столпотворения у Гарта, они направились к садам Лои. Почти каждый вечер Эвис видела почитаемое святилище из окон дома Абаха, но проходила рядом впервые. Ночами, освещенное множеством светильников крашеного стекла и тихо дремлющее днем, оно не соперничало могуществом с храмом Великой Матери, высившимся на холме близ Нолла, конечно, не равнялось и пяди сакральной основы Атта, но сады вокруг были прекрасны. Посыпанные коралловой крошкой аллеи среди высоких перистых пальм, цветущих акаций вели в волшебный мирок, оживающий лишь с наступлением темноты. Лужайки, пруды и причудливые беседки из пластин оникса и живых лиан были сущим пленом, воспетым поэтами. Здесь давно забылись строгие традиции от "Начала". Да и что осталось от озабоченных знанием Атта предков? Несколько простых и таких же откровенных скульптур у грота, еще высеченная на постаменте ветхой постройки хвалебная песнь. Сюда давно проник дух молодой Аттлы с мемфийскими сладкими хитростями, чувственными играми иорцев и даже вкусом оргий Тиомах. Но сейчас, под сенью увитых гирляндами деревьев было тихо, как в заповедной роще. Только девы, в расшитых серебром эксомидах, собирали мзду с прохожих, решивших сократить путь храмовыми владениями.
Они прошли колоннаду и задержались у пруда перед восточным крылом святилища. Слабый ветер гладил ветви роскошных папоротников, приносил аромат не остывших с ночи курений. На витых пьедесталах розовели статуи жемчужной богини. И в их дневном сне из глубины мраморных тел истекала сладкая нега, и слышалось колдовское пение софистов.
– Здесь настолько веет похотью и обманом, что время задуматься: так ли благочестив Прародитель.
– Поглядывая на Эвис, произнес Грачев.
– Тебе нравится такая эфемерная святость?
– Чего же ты ожидал у дверей многоликой Лои? Богиня - звезда, что возгорается раньше и светит ярче других. Изменчивая, дерзкая, то вдруг покорная и ласковая, как молодая жена. Танцуя в токах планет, она посылает наслаждение и боль. Ведь ты читал об обманутом Цио. Сумасшествие, безразличие, самая дикая страсть всегда вокруг нее. И принять от нее муки невыносимее, чем обнять того прогневанного бога. Да ты уже дрожишь!
– Эвис лукаво
– Милая, я слеплен не из той глины, что их боги. Как ты заметила, мои побуждения до сих пор текли мимо сетей нескромной богини.
– Грачев хотел уже пойти дальше, но увидел приближавшихся по аллее четверых мужчин. Одеты они были с достоинством чопорных мантов, но их утомленные лица, замутненный взор свидетельствовали, что эти мужи заседали в делах не должностных. Грачев еще издалека узнал знатного аргура с красно-золотым медальоном на груди. Он видел его в цирке Меча Шахи, когда, ожидая Эвис, наблюдал бескровные поединки фехтовальщиков. Бойцы, по мнению Грачева, были бездарны даже для слабой аттлийской школы, и этот аргур заслуженно поносил их. Но в конце боя зачем-то забрал шестерых, заплатив немалую цену. Встречал он его и потом, в хранилище рукописей, что напротив известного ристалища Шахи. В некотором смысле теперь они были знакомы. Трое, постояв недолго на берегу пруда, свернули к арке, за которой их ждали рабы и лошади, он же подошел к Эвис и сказал:
– Мне привычнее видеть тебя увлеченной писаниями древних мудрецов. Но если Дом Лои тоже не чужд твоему сердцу, то я скажу: ты сочетаешь природу Гекры и страсть жемчужной в одном прекрасном теле.
– Нет, аргур. Путь к южному маяку многим ближе через сады. Хотя жемчужная богиня внушает мне страх, я вынуждена поклониться ей, чтобы не идти шумными переулками правобережья. А ты, как я помню, переписывал "Наставления Ови", прилежно вникая в "Книги Порядка", и вдруг решил опровергнуть разом старания аскетов - так скоро припал к клейменному ими алтарю! В твоем крепком теле воистину бунтующий дух нетерпеливого Илода!
Они вместе рассмеялись.
– Что ж, я вполне заслужил такой приговор. Меня еще ждет заслуженное наказание, тогда я вспомню наставления стариков. Но больше - как ты шелестела пергаментами и так мило шептала губами. Мое имя - Этархи.
– Он, было, пошел дальше, но повернулся и сказал:
– До Южного маяка не близко. Не знаю, зачем вам за край города, но колесница доставит туда скорее.
– Тогда нам повезло, - обрадовалась Эвис.
– Я не ошиблась, поклоняясь Лое.
Андрей ее радости не разделил, однако последовал к стоявшей под навесом квадриге. Отослав возницу, Этархи занял место впереди рядом с Эвис, Грачеву же пришлось почти повиснуть на низкой ступеньке легкого экипажа. Он угрюмо глядел в затылок аттлийца и, выражая неприязнь, морщился от тяжкого запаха душистых масел и винных паров, разящих, когда тот оглядывался на него.
Четверка наонских жеребцов мигом достигла конца аллеи, вылетела на верховую дорогу. Звон колес по мостовой, твердый стук копыт звучали возбужденной песней. Ветер развивал седые гривы коней, трепал одежду, и можно было забыть о донимавшей с утра жаре.
После Столпов Гарта, промелькнувших слева, улица ширилась, там Этархи позволил Эвис взять вожжи и только помогал ей советом, да в случае, если она пыталась обогнать нерасторопные повозки, чаще встречавшиеся на пути. Эвис и без того умело управлялась с лошадьми, чувствуя их порыв и мощенную светлыми плитами дорогу. Быстрая езда сразу увлекла ее, забыв даже о неудобствах Грачева, она весело прикрикивала на коней, называя их звездные имена, в глазах ее был счастливый блеск.
– Ты прекрасная возница!
– восклицал аттлиец.
– Несколько моих уроков, и с этими лошадьми ты можешь соперничать с известными любимцами ристалищ!
– Ты шутишь! Три достоинства - слишком много для одного тела.
Грачев с раздражением взирал, как аргур, удерживая Эвис на крутых виражах, неоправданно тесно прижимал ее к себе. Он начал молча поругивать храм Лои, поездку и этого самодовольного хлыща, в помощи которого нуждался меньше всего. Его положение - стоящего на узкой ступени, вцепившегося в поручни прислужника, уже слишком покоробили мужскую гордость. Он понимал, что Эвис вряд ли могла это заметить, но ее легкомыслие задевало его так же глубоко, как и аттлийская непосредственность. В конце концов, он предпочел интересоваться сооружениями близкого порта, входящими в бухту галерами и рыжешерстыми слонами, волокущими грузы к складам.