Голубой берег
Шрифт:
Все было почти готово к отъезду. Я позвал Карабека, Саида и Сабиру. Они вышли на крылечко. Было уже два часа ночи. Деревья пустынной улицы свешивали над нами свои ветви. Из-за деревьев доносились звуки гитары, молодые голоса, смех. Это были студенты, приехавшие на практику по геологической разведке. Мы уселись на скамейку. Сабира угостила нас жареными семечками.
— Ну вот, можем прощаться, — сказал я. — Мы едем, Сабира с Саидом останутся учиться…
Коротко и откровенно я рассказал им все свои опасения. Я лично решил сделать все, чтобы семена доставить. Я умолк, невольно задумавшись,
— Хоп, майли! — прервала вдруг мои размышления Сабира. — Пошли собираться! Пора!
— Куда собираться?
— Ехать, — оказал Саид. — Мы тоже поедем.
— Ничего подобного! — заспорил я. — Сабира во всяком случае не может ехать. Это опасно.
— Я езжу лучше тебя! — закричала Сабира.
Она вскочила, рассерженная. Мои слова ее обидели. «Настоящая девушка-джигит, — подумал я, — только подай ей коня».
Засмеявшись, я взял у нее еще горсть семечек и машинально стал их грызть. Это были местные семечки — слегка обжаренные семена какого-то колосового злака. Вдруг страшная мысль мелькнула в моем мозгу.
— Где ты взяла эти семечки, Сабира? — спросил я.
— Старик дал, Шамши, — ответила она, с недоумением глядя на мое изменившееся лицо.
— Где он взял?
— Не знаю.
— Это… это наши семена, протравленные ядом! Мы отравились! — закричал я.
Мы вскочили. Этого еще не доставало! Отравиться перед отъездом. Какая досадная глупость! А может быть, тут не глупость, а чьи-нибудь длинные руки? В эту минуту каждому из нас подумалось, что Большая Дувана, «сумасшедший кишлак», решительно преследует нас везде…
— Вот, — сказал я с досадой. — Мало уметь ездить на коне: нужно уметь осторожно ходить по земле пешком…
Конечно, это нравоучение здесь никому не могло уже помочь. Находчивее оказался Карабек: он бросился рвать какую-то траву и предлагал ее есть как противоядие.
Я откусил пучок. Трава была кислая и вонючая.
«Действительно, смешная и досадная картина, — подумал я. — Вот мы, вместо того чтобы ехать, сидим и жуем глупую траву, как лошади. Скоро начнет действовать яд. А тогда нам вряд ли уже что-нибудь поможет; за полчаса мы его проглотили достаточно. В лучшем случае теперь рвота, болезнь, лечение…»
— Вот и поехали, — сказал я с досадой и тут же пожалел о своих словах, взглянув на Сабиру; в глазах у нее стояли слезы. Растерянно смотрела она на нас, чувствуя себя, очевидно, виновницей несчастья.
— Ничего, ничего, — сказал я растроганный, хлопая ее по плечу, стараясь быть как можно веселее.
— Я… я научусь ходить осторожно… пешком… — пролепетала она и заплакала.
ХИТРЫЙ ШАМШИ
Так в замешательстве прошло минут пять. «Что теперь? — раздумывал я, — ночью искать в этом городе аптеку бесполезно». Саида я отправил
— Один, два, три… восемь, — сказал Карабек, следя за птицами.
— Нет, десять! — начал было я спорить и остановился; вспомнив наше дурацкое положение, я почувствовал щемящую досаду; журавли летели по бледнорозовому небу, над спящим городом, над желтыми холмами, над развалинами гармской крепости, туда, к туману гор и к Голубому берегу, куда стремились и мы… Вся надежда была теперь только на силу наших организмов.
Но, странное дело, сколько времени прошло уже с тех пор, как мы начали есть семечки, а яд не давал себя знать.
— Один, два, три… восемь, — продолжал между тем бормотать Карабек, подняв голову и раскачиваясь. — Восемь, восемь… А! Знаю. Этот пьяный верблюд… — вдруг сказал он, вскочив на ноги, и засмеялся.
— Что с тобой, Карабек? Какой верблюд?
— Ничего. Согласен — я сам все сделаю?
А? Согласен — все будет хорошо?
— Ну, ладно, согласен. Что такое?
В эту минуту Саид прибежал с кувшином молока.
— Принес? — засмеялся Карабек. — Ах, вот и хорошо. Голубые штаны. Пей на здоровье, тебе поправляться надо, ты женился.
Сам же он отстранил кувшин и зашагал к складу. Ничего еще не понимая, я пошел за ним.
— Длинный верблюд, зеленая ящерица, — ворчал Карабек по дороге. — Пойду спрошу, зачем такой плохой яд кладет. Безобразие: человека убить не может…
На складе все выяснилось: оказывается, никакого яда не было. Припертый к стене, заведующий складом клялся, что не помнит будто его просили дать протравленное зерно. Наоборот, приходили какие-то караванщики и от имени начальника велели дать все зерно без яда. Какие караванщики — не знает. Один молодой, а другой старый, с бородой.
Шамши? Неужели он предатель? Несомненно, его подкупили-таки в Большой Дуване. Кому-то нужно, чтобы мы везли непротравленное зерно.
— Он-таки вспомнил, о чем его просили дервиши. Пусть же теперь вспомнит, кто с ним заодно.
— Подожди! — остановил меня Карабек. — Ты сказал — согласен — я сделаю. Я хитрый. Ничего не говори. Так будет лучше. А второго караванщика я знаю — Джолдывай.
Пусть везут без яда, раз так хочется. Так будет спокойнее. А?..
Наконец, я понял его план. Мы предложили заведующему складом выдать вторую половину зерна, протравленную. Потом разделили караван на две бригады. Я вызвал Шамши.
— Ты очень хорошо работал, Шамши, — сказал я. — И я очень доволен тобой…
— А что, правда ведь? А?.. — старик забегал глазами, не зная, что будет дальше.
— И тебя назначаю начальником первого каравана. Езжайте. Ты ведь надежный человек, правда?
«Деревянное ухо» вдруг засиял и опять стал важным.
— Конечно. Я Шамши. А? Кто не знает Шамши? — старик завертелся и хвастливо стал, смотреть на окружающих нас караванщиков.
В первый караван мы назначили Джолдывая и всех ненадежных погонщиков, выделив им протравленное зерно. Вскоре караван вышел со двора. Спереди восседал на своей кляче Шамши со своим самоваром. Он был горд.