Голубые шинели
Шрифт:
Он налил себе и мне по чуть-чуть виски, залил все это огромным количеством тоника и вручив мне эту глупую, с точки зрения русского мужика, смесь, торжественно сказал:
— Ну, за знакомство, кажется так у вас говорят!
— За знакомство, — поддержал его я и, повторяя его действия, чуть-чуть отхлебнул из стакана. Виски с тоником оказался чуть горьковатой крепленой водичкой. Ну да пусть — раз это у них так принято — попробую попривыкнуть и я.
— Ну, Тимофей, — нетерпеливо начал Кевин, — что же ты ждешь, давай, начнем, — с этими словами он подсел ко мне, положив мне руку на колено.
Я
— Да вы знаете, — начал я, — я ведь никогда вот так с незнакомыми ничего такого не делал…
— Да? — недоверчиво протянул он. — А чем же ты занимался в этом клубе?
— Ну, как сказать, — я пожал плечами, — просто мне хотелось испытать — каково это, когда на тебя, голого, смотрит столько глаз.
— Ну и каково это?
— Ну, это, ну, я возбудился, и… — я не окончил фразу.
Кевин положил руку мне на шею и, нежно притянув меня к себе, поцеловал в губы. Другая его рука как бы случайно упала мне между ног — и он начал легонько ласкать меня пальцами.
Мой член мгновенно отреагировал на эту ласку и поднялся, как настоящий солдат. Волна возбуждения пробежала по всему моему телу. Честно говоря, этот Кевин очень волновал меня — он был весь такой холеный, такой элегантный, как с обложки журнала, и от него пахло совершенно невероятным, обалденным одеколоном. По сравнению с потным майором, душившимся «Шипром», это было нечто совершенно особенное. И кроме того — это был новый мужчина в моей жизни — причем не какой-нибудь забулдыга и даже не новый русский — это был иностранец, дипломат, и он находил меня интересным — от этого встал бы член, я думаю, не только у меня.
Почувствовав мое возбуждение, Кевин удовлетворенно похлопал меня по плечу — и вдруг резким движением расстегнул свою ширинку, вытащил оттуда свой вислый и дряблый член и, поставив меня перед собой на колени, засунул мне его в рот.
Я не хочу описывать что было дальше, скажу только одно — хоть он и душился каким-то божественным запахом, но как мужчина он был абсолютно беспомощен, как и мой дорогой майор — и мне пришлось просто отдрючить его в задницу, что, собственно, не вызывало у меня никакого чувства сопротивления. Вот, пожалуй, и все подробности. Едва я уяснил себе положение дел — как меня охватил легкий восторг — уж в этой-то роли трахателя я чувствовал себя вполне уверенно — я с должной яростью исполнил соло — и когда пришла пора расставаться, Кевин долго и нежно целовал меня, спрашивая о том, когда и где мы можем встретиться снова.
Я обнимал его со всей доступной мне силой и говорил, что он такой необыкновенный, что я никогда ничего подобного не испытывал, что я буду умирать без него и что денег, конечно же, не возьму.
Кевин чуть не прослезился и спросил с изумлением:
— Но заплатить дежурному на КПП?
— Да ладно. Это я так деньги из тебя выцыганивал, — по дружески сообщил ему я, — там мой приятель сегодня дежурит — он и так бы мне слова не сказал.
Кевин понимающе засмеялся.
— Спасибо, Тима, мне кажется, я обязательно полюблю тебя — я себя знаю.
У меня закружилась голова от таких слов — шутка ли, мне их еще никто в жизни не говорил! Но усилием воли я заставил себя вырваться из розового плена нежных чувств и заторопился.
— Кевин, — сказал я, — а как быть с одеждой, ведь я же не могу отсюда выйти как солдат.
— О, да, — закивал он головой, — оставь одежду себе, переоденешься где-нибудь в кустах по дороге, а в следующий раз придешь опять в этом же, да, и скажи, какой у тебя размер обуви?
— Сорок два.
— Ну вот, в следующий раз я для тебя что-нибудь приготовлю. А может быть все-таки ты возьмешь деньги?
Я энергично затряс головой показывая, что, мол, нет, никогда, ни в коем случае, ведь тут же любовь, а не расчет. Тогда Кевин схватил какую-то красивую бутылку с непонятной этикеткой со своего столика на колесах и сунул ее ко мне в пакет с моей собственной военной одеждой.
— На, возьми хоть что-нибудь, ребят своих угостишь, — сказал он, провожая меня к дверям.
Мы условились, что в следующую субботу снова встретимся в кафе, вот так же вечером, около десяти часов. И я вышел на лестницу Спустившись, никем не замеченный, я выскользнул из подъезда и потопал к ближайшей автобусной остановке. Потом, взглянув на часы понял, что погорячился — в это время общественный транспорт наверное уже не ходит.
— Придется тачку ловить, — с некоторой злостью подумал я, — вот денег на тачку надо было бы у него взять! Да ладно. Полковник заплатит! — и я встал у кромки тротуара, поднимая руку. Первая же машина, появившаяся на этой не слишком-то оживленной улице, остановилась рядом со мной. Я нагнулся к окошечку и спросил:
— Водила, в Черемушки подбросишь? — я решил, что в часть мне возвращаться совершенно незачем и лучше всего поехать к майору.
— Садись, довезу, — отозвался водитель из темного салона.
Я сел на сиденье рядом с водителем. Машина тронулась, и вдруг я услышал из-за спины мерзкое хмыканье:
— Здорово, курочка майорская, — прогундосил кто-то очень знакомым голосом.
Я немедленно обернулся и увидел широко лыбящегося Буряка.
— Вот и свиделись, приятель, — загоготал он.
— Как ты здесь оказался? — задал я дурацкий вопрос и тут же получил дурацкий ответ.
— Да вот ехал случайно, гляжу, Тимоша гуляет, дай думаю, подвезу.
Я чуть было не купился на простоватость его тона, но во-время сообразил, что оказаться здесь случайно он никак не мог — он был — в этом не могло быть сомнений — он был здесь по поручению товарища полковника, именно он, эта старая погань, послал своего подручного бандита следить за мной, проверять меня. Как же я был прав в своих предположениях, что полковник будет контролировать мои действия! А, может быть, это Буряк сверлил мою спину липким взглядом в самом кафе?
— Ну да, как же — случайно, — пробурчал я, — ты уж передай товарищу полковнику, что все было исполнено по заказу.
— А ты, так твою мать, сообразительный, — обрадовался Буряк, — я вот думаю — и чего мы с тобой еще в армии не закорешились? Да кто мог думать, что ты там такой бизнес наладишь!
— Да, Буряк, тут ты не угадал, — зло усмехнулся я.
— Ты это. Того, — вдруг ощетинился он, — ты шуточки-то со мной не шути, или забыл, как можно быстро в челюсть схлопотать? — он с угрозой уставился на меня.