Гончаров и новогоднее приключение
Шрифт:
Напирая на бабку плечом, я старался заглянуть во двор, но пока мне это не удавалось. Отступая, она успела накинуть на дверцу цепочку и теперь, находясь в относительной безопасности, повела себя более уверенно и даже вызывающе.
– Иди отсюда, черт ненормальный, пусть тебя теща пирогами потчувает, нашел притон! К одинокой старухе ломится. Это куда ж годится? Да еще мокрохвостку какую-то с собой притащил, креста на тебе нет.
– Баба Лиза, да неужели же не узнаешь - месяца три тому назад ты нам сама баню топила. Я тогда лично тебе башлял, совсем, что ли, из ума выжила? Как Лилька-то поживает?
– Что-то не припомню я тебя, касатик, небось лапшу мне на уши вешаешь. Ну-ка, скажи мне, сердешный, с кем ты тогда был и сколько мне заплатил.
– Да с Коляном, кентом моим, вспомнила теперь?
– пошел я ва-банк, заранее чувствуя, что делаю глупость.
– Ну, с нами еще две телки были.
– Не знаю я никаких Колянов, - подумав, ответила старуха.
– А сколько ты мне заплатил? Ну, денег сколько дал.
– Три месяца назад я дал тебе сто рублей, - ткнул я пальцем в небо, но, почувствовав, что не попал, тут же исправился: - А потом ты у меня еще полтинник вытребовала. Ты не сомневайся, я тебе его отдал. Ну что, вспомнила, наконец?
– Не знаю даже...
– нерешительно затопталась бабка, - вроде были такие, а может, ты врешь все, кто тебя знает.
– Да пошла бы ты, старая, в свою баню, найду другую, подешевле да почище. У тебя, я вижу, клиентов девать некуда. Привет, грей кости.
Повернувшись спиной, я подошел к машине, собираясь открыть дверцу, как манны небесной ожидая ее окрика, потому что все это банно-прачечное дело мне начинало не нравиться и попасть в гости к этой бабусе было просто необходимо.
– Погоди, - долгожданно окликнула она, - скорый больно, откудова мне знать, что ты не вор какой, не грабитель. А баньку-то можно, только не сегодня, сегодня у меня генеральная уборка, а на завтра уже есть клиент. Ежели послезавтра, тридцатого, пожелаешь, то приезжай, только попозже, а то появился! Еще обеда-то нет, а он тут как тут. Только ведь я теперь аванс беру, а то вдруг не приедешь - у меня простой и плакали мои денежки. Приедешь, что ли?
– Какой аванс?
– деловито спросил я.
– Вас сколь душ-то будет?
– Ну, если на послезавтра, то я с кентом привалю, а значит, пару телок мы возьмем прицепом, смекаешь?
– Смекаю, вас будет четверо, значит, аванс сто пятьдесят рублей и столько же отдадите, когда будете уезжать.
– Нет вопросов.
– Я протянул ей требуемую сумму и спросил: - А до утра-то у тебя зависнуть можно?
– До утра можно, но не больше.
– Лады, пироги и грибочки за твой счет.
– Это уж как положено. Но самогонка пойдет за отдельную плату.
– Как это "за отдельную"! Как это "за отдельную"!
– негодующе возмутился я.
– Прошлый раз самогонка входила в общую стоимость. Совсем оборзела.
– Так то было прошлый раз, а то нынче.
– А может быть, я и пить-то ее не буду, с собой привезу.
– Ты можешь ее и не пить, а за литр уплатить должен.
– Уговорила, старая, - вовремя прикусил я язык, понимая, что такое нововведение уже узаконено и не подлежит обсуждению.
– Ну, тогда милости просим.
Хлопнув дверцей, я развернулся так, чтобы она не заметила сидящую в машине знакомую ей девицу, потому как если старуха причастна
– Ну, что там? Где Виктор Никифорович?
– набросилась на меня журналистка.
– Там его нет. По крайней мере, белой "девятки" я во дворе не заметил.
– А где же он?
– удивилась девица.
– Что она говорит? Когда он от нее уехал?
– Погоди, Оленька, дай я немного сосредоточусь.
Что мы имеем? Во-первых, исчезновение Виктора вместе с его любовницей. Во-вторых, бабку, которая мне не понравилась. Почему? Да я и сам толком пока не знал. Но часто бывает так, что разговариваешь с совершенно незнакомым человеком и уже через пять минут понимаешь, что он жулик и пройдоха, или наоборот: ведешь беседу с опустившимся человеком, бомжем, но знаешь, что последней черты он не переступил и в ближайшем будущем переступать ее не собирается.
Наверное, по этой причине я не задал ей прямого и естественного вопроса: а где сейчас находится ее клиент, который зарулил к ней еще в пятницу? Наверняка она бы мне правды не сказала и вообще начала бы отрицать сам факт его посещения.
И здесь я совершил первую пока глупость. Мне нужно было выслать вперед себя разведку в лице какого-нибудь деревенского алкаша, который бы наивно у нее поинтересовался: дескать, баба Лиза, а куда девалась белая машина, что зарулила к тебе в пятницу? Нет! Так было бы еще хуже, бабка бы сразу все заподозрила. А что она могла заподозрить? Что за ней наблюдают. Допустим, что с того? А если она и впрямь не знает, где наш преподобный Виктор Никифорович? А может быть, он в самом деле у нее не был? А если был, а потом уехал в неизвестном направлении? Час от часу не легче, и самое печальное то, что, заранее не веря ей, я не мог задавать ей вопросы открыто. Почему? Потому что очень боюсь. Чего? Отстань, сам знаешь... А если это так, то действовать нужно наверняка, а то позора потом не оберешься. Жаль, что мне не довелось увидеть ее внучку Лилю, тогда бы я мог строить свою страшную гипотезу на более твердой платформе.
– Оленька, - неожиданно прерывая молчание, обратился я назад, - опиши мне поподробнее, как выглядит бабкина внучка.
– Деревенская девка, что тут еще скажешь. А почему вы вдруг о ней вспомнили?
– Нужно. А что деревенская, то это не показатель, ты опиши ее подробнее.
– Здоровая бабища лет двадцати, ростом с вас будет, такая точно коня на скаку остановит, подлезет и задницей приподнимет. Она даже пьяного шефа спокойно на руках в комнату занесла. В общем, она мне не понравилась. Куда мы теперь едем?
– Отвезу тебя в редакцию, а там по делам. Буду дальше искать вашего шефа.
– Жалко, мне с вами нравится.
– Мне с тобою тоже, но истина дороже.
– Я слышала, что вы к ней послезавтра в баню собираетесь, вам телки нужны, не хотите ли взять меня с собой?
– Хочу, но не могу, а о том, что мне предстоит послезавтра, ты лучше помалкивай.
Когда мы подъехали, она с явной неохотой вылезла из машины и под моим сопровождением поплелась наверх в редакцию.
– Ну вот, госпожа Машенька, где взяли, туда и поставили, - отчитался я перед журналистской братией.
– Берегите ее, как я берег.