Гончаров и похитители
Шрифт:
– Уже сидит. Я как предчувствовал, на всякий случай прихватил его с собой.
– Ладно, сейчас выезжаю, - хмыкнул Шагов положил трубку.
– "Вася, Вася, я снялся в новой кофте голубой..." - в свою очередь положив трубку, задумчиво процитировал фольклор Фокин и, усевшись поудобней, набрал номер прокуратуры.
Обрисовав ситуацию, он положил трубку и, не медля ни минуты, вызвал машину, оперативника и самого дядю Пашу. Через десять минут они стоял возле знакомой халупы, куда входить не особенно хотелось по причине
– Ну что, Алеха, - обратился он к оперативнику, к руке которого был прикован дядя Паша, - думай не думай, а прыгать надо. Витя, закрывай машину, пойдешь с нами, втроем-то хоть накурим, все не так тошно будет.
Закурив по сигарете и вдохнув свежего воздуха, они как в омут окунулись в протухлую вонь бомжатника. Еще раз внимательно осмотрев матрас, подушку и брошенную на него рухлядь и не найдя следов крови, Фокин велел оперативнику пристегнуть дядю Пашу к койке.
– Ну что, орел молодой, будем правду говорить или опять сказки сказывать?
– впервые за все время обратился он к Сергееву.
– Про что это вы, гражданин начальник?
– удивился дядя Паша.
– Я ведь вам все как на духу поведал. Если и есть тут моя вина, то только в том, что я во второй раз за водярой сгонял. Не уберег Ваську. Обидно-то как. А мать-то, поди, сейчас как убивается да меня проклинает. Прости, Зина, виноват я перед тобой, не удержал Ваську. Вот горе-то какое.
– Это мы уже слышали, так что давай новенькое.
– Какое новенькое? Не знаю я никакого новенького.
– А ты вспомни. Напряги память и вспомни, чем ты своего Ваську пырнул.
– Господи ты боже мой, какие страсти вы мне тут говорите. Да разве можно честному человеку говорить такие недобрые слова?
– Ты мне тут на Бога не коси, - ухмыльнулся подполковник, представив себе дядю Пашу в монашеском одеянии.
– Ишь какой набожный выискался. Инок смиренный, старец честной! Говори, чем пырнул Ваську.
– Побойтесь бога, у меня ничего такого нет. Не то что человека, у меня краюху хлеба нечем отрезать. Все ножики потаскали алкаши несчастные. А вы говорите. У меня гвоздя-то острого в доме не отыщется. Возводите на человека напраслину, а зачем, и сами не знаете. Стыдно вам говорить такое...
– Ладно, помолчи чуть-чуть, покури, пока я тут у тебя тумбочку осмотрю. Мужики, выделите этому феномену сигарету.
Фанерная тумбочка с облупившейся грязной краской стояла возле кровати. Почему она привлекла внимание Фокина, одному Богу известно. Вытащив верхний ящик, он старательно начал перебирать всевозможный хлам, который только мог скопиться за все годы ее существования.
Не найдя в ящике ничего сколько-нибудь полезного, начальник присел на корточки и потянул дверцу. С печальным скрипом она упала ему под ноги. Запустив вовнутрь руку, он извлек из нее целую кипу всевозможной макулатуры, начиная от старых газет и заканчивая ворохом пожелтевших
Расчистив колченогий стол, он вывалил все это добро на столешницу и не торопясь принялся его разбирать.
– Да ничего там интересного нет, товарищ начальник, - докурив сигарету, заявил дядя Паша.
– Так, сплошной хлам, только руки испачкаете.
– Не волнуйся, дорогой, руки помыть можно.
– Как хотите, но я бы на вашем месте не занимался такими пустяками. Только государственное время зря тратите.
– Ишь ты, какой у нас сознательный клиент, - хохотнул подполковник, продолжая перебирать бумаги.
– Таких, как он, ценить надо. Ценить и уважать. Я бы даже отдельную камеру ему выделил.
– Ничего, и в общей он неплохо приживется, - подходя к столу, заверил молодой оперативник.
– Судя по всему, он там уже бывал.
– Это ты точно заметил, Алеша. По крайней мере, у меня тоже создалось такое впечатление. А это что?
– вытаскивая вчетверо сложенные листки ломкой пожелтевшей бумаги, скрепленные с угла, спросил он сам себя и углубился в текст. По мере того как он впитывал содержимое, его физиономия вытягивалась, а челюсть отвисала.
– Алексей, ты знаешь, что это такое?
– закончив чтение, заржал он.
– Откуда же мне знать, я через бумагу читать еще не научился.
– Это копия приговора Центрального народного суда города Тольятти. Дядя Паша, так ты у нас рецидивист! Чего ж ты раньше-то молчал, голубь ты наш сизоносый?
– А что вы так сразу, - съежился Сергеев.
– Ну было дело. Замочил я Славика на почве неприязненных отношений. Получил свое и отмотал тот червонец от звонка до звонка. Перевоспитался, все как положено, человеком стал и вспоминать об этом негоже. Не забывайте, я ведь вам сам позвонил.
– Это тебе непременно зачтется, скажи еще, чем ты его проткнул, тогда мы вообще повесим тебя на Доску почета как самого дисциплинированного мокрушника. Виктор, притащи-ка его соседа, некоего Николая Степанова, посмотрим, что скажет он.
* * *
Высадив испереживавшегося и злого перекупщика на рынке, мы вновь помчались к Зобову с тайной надеждой, что он давно вернулся домой и теперь, посмеиваясь над нами, пьет чай и плюет в потолок. Однако наши мечты так и остались мечтами. В доме все оставалось по-прежнему и не было никаких оснований надеяться, что что-то изменится в ближайшее время.
– Что будем делать?
– разливая по стаканам остатки самогона, спросил Макс.
– А черт его знает, - безразлично ответил я.
– У нас осталась только одна зацепка - как следует опросить соседа.
– Так его же увезли и дом опечатали.
– Я про другого. Я присутствовал при допросе и там упоминалось имя какого-то Николая Степанова. Ты знаешь такого?
– Знаю, через дорогу живет, тот еще жук. Сиди, я его сейчас сюда приволоку, а заодно посмотрю на его реакцию от моего приглашения.