Гончаров смертью не торгует

Петров Михаил

– Не, браток, не катит, вляпался ты серьезно. Извини.

Четко отключив бородача, Макс закинул его на заднее сиденье и, на прощанье помахав любопытствующим соседям, сел за руль. Не заставляя себя долго ждать, я отодвинул бесчувственного Юлиана и запрыгнул следом.

– Куда сейчас?
– довольный легкой добычей, спросил

он.

– Ясно дело, в лесок.

– Опасно, сейчас там коллеги шныряют. Лучше ты поговори с ним где-нибудь на освещенной улице, только недолго. Соседи наверняка сообщили его жене и в милицию, а там мои номера каждая собака знает.

– А чего тебе волноваться, один черт ты на коне будешь.

– Это еще как преподнести, на каком блюдечке да с какой каемочкой, а то и по шее получить можно. Как там наш беби? Сандали не откинул, часом?

– Очухался вроде. Прижмись к обочине.

Выполнив мою просьбу, Макс выключил двигатель и в наступившей тишине торжественно обратился к Вагнеру:

– Мохнорылый мокрушник, сейчас ты будешь иметь счастье облегчить свою душу откровенным признанием о своих злодеяниях. За что ты лишил жизни трех человек?

– Отстаньте от меня, вы, ненормальные, - завизжал Вагнер.
– Вам это даром не пройдет, так и знайте.

– Коля, да ты меня никак не узнаешь, - изумился я.
– Посмотри-ка на меня хорошенько. Это ведь я, а не кто-то другой, в воскресенье отвозил тебя к Владимиру Алексеевичу Кудлатому. Нехорошо, братишка, быть таким забывчивым.

С минуту он пристально смотрел на меня, а когда наконец вспомнил, то разразился совсем неинтеллигентной бранью. Терпеливо ее выслушав, я задал наводящий вопрос:

– Что, подлюга, узнал?

– Я тебя первый раз вижу, и никого я не убивал, - скороговоркой оттарабанил он.
– И никакого Кудлатого я не знаю и знать не хочу.

– А вот покойный тебя очень даже знал, о чем свидетельствуют его бухгалтерские записи.

Правда, ты там фигурируешь под именем Юлиана, но это, братец, несущественно. Колись, дружок, по собственному почину, или дядя Макс сейчас сделает тебе ваву. Это больно-пребольно. В принципе мы сами все знаем, но хотелось бы услышать подробности из твоих уст. Я ведь недаром пасу тебя уже неделю, я шел по твоим грязным следам, и отнюдь не ради собственного удовольствия.

– Я не убивал.

– Ясное дело, здоровье у тебя не то, а вот у твоих головорезов с красной "шестерки" оно отменное. О них мы тоже позаботимся, не волнуйся.

– Вы кто?

– Какая тебе разница, придет время - узнаешь.

– Сколько вы хотите?

– А это как оценивать. Можно много, а можно мало. Но это уже вопросы философии, и мы сейчас не будем на них останавливаться. Колись, Колян!

– Ничего я не знаю. И ничего вы не докажете, - приняв какое-то решение, твердо заявил он.
– А все эти ваши разговоры в пользу бедных. Отвезите меня домой, дам вам пять тысяч баксов, и на этом мы закроем тему.

– Ягненок ты мой твердоголовый, ты что же, полагаешь, мы взяли тебя просто так, не емши, не подумавши? Нет, старичок, ошибаешься. Ты не профи, и так наследил, что просто удивительно, как ты эти три дня еще прыгаешь на свободе.

– Слова, слова...

– На тебе и улику.
– Я с готовностью сунул ему в нос галстук.
– К вещам, брат, нужно относиться бережно и трепетно, а то, не ровен час, по запарке оставишь на трупе, потом одно расстройство. Кстати, баба твоя его признала, что и подтверждает магнитофонная запись. Хочешь послушать?

– Не надо. Избавиться от посредников я решил давно...

* * *

Когда мы подъехали к милиции, Худиш-Вагнер окончил свою исповедь, и я выключил диктофон.