Гончие преисподней
Шрифт:
Двенадцать небесных звезд устремились к Черному рыцарю. Демонесса видела однажды, как они вонзились в брюхо сапфирового дракона и, пропоров летающее чудовище насквозь, превратили его в кровавое решето. Только волшебство смерти, подвластное некромантам, могло спасти от жалящих снарядов девушки.
Лазоревые сюрикены отскочили от черного доспеха, не оставив на нем даже тонкой росписи царапин. Мертвыми птицами они посыпались на белый песок. Френки поняла, что скоро может последовать за ними.
Витязь поднял руку. В ней он сжимал одну
– Здесь царит смерть, – произнес рыцарь. – Ее магия делает меня неуязвимым.
Франсуаз выбросила вперед обе руки.
Гудящая волна пламени прокатилась по ним и ударила в рыцаря. Он сделал шаг, потом другой и только тут понял, что доспех на нем начал плавиться.
Черный металл, благословленный светом луны, стал нагреваться, и крохотные капли появились на нем.
Сильное тело девушки напряглось, выгнулось дугой, словно тетива лука, и огненный поток начал крепнуть. Витязь упал на одно колено. Второе подогнулось само, не в силах удерживать на себе ставший вдруг мягким и таким тяжелым доспех.
– Нет, – прохрипел витязь. – Магия склепа защитит меня…
Доспех на его плечах начал плавиться и стекать вниз, увлекая за собой кожу и горящую плоть. Пару мгновений, отчаянным усилием воли, рыцарь держал голову прямо, глядя в глаза своей победительнице.
Потом он рухнул, смятый волной жидкого металла.
Френки подошла ближе.
На песке, дымясь, застывал огромный валун оплавленной стали. Он походил на камень, вырвавшийся из жерла вулкана. Снизу из-под него высовывалась человеческая рука в латной перчатке, чудом уцелевшая от океана огня.
Девушка наклонилась, подняла свой меч и вернула в ножны. Пальцы булавы разжались, и теперь она корчилась на белом песке, похожая на отрубленную руку, а не на оружие павшего воина.
Небесные сюрикены взмыли и вернулись на ремень девушки. Последний, смятый и сдавленный, лег в ее ладонь, и демонесса спрятала его в небольшой кармашек на поясе.
Из-под оплавленной груды металла вытекал бурый ручеек крови.
ГЛАВА 12
Я подошел к каменной стене и дотронулся кончиком трости до широкого куска пергамента. Он был прикреплен тремя спицами, вогнанными глубоко между камнями кладки.
– Посмотри сюда, Френки, – сказал я. – Вот яркий пример того, к чему ведет противостояние народа и власти.
Франсуаз принялась рассматривать прокламацию.
– Я не хочу сказать, что вина здесь лежит на суфражистках, – продолжал я. – Напротив. Если между управляемыми и управляющими возникают трения, то обвинять в этом можно только последних. Они сами возложили на себя такую ответственность, когда согласились принять власть; в то же время магистрат располагает достаточными средствами для того, чтобы разрешить конфликт мирным путем, а суфражистки – нет.
Я сложил ладони на рукоятке трости.
– И тем не менее посмотри, что натворили эти радетельницы за права женщин.
Франсуаз в недоумении взглянула на меня.
– Это всего лишь листок пергамента, Майкл.
– Вот именно! – воскликнул я. – Прикрепить к старинной стене, сложенной еще бьонинами, кусок пергамента, вогнать ливадиумные спицы в кладку – да это все равно что использовать шедевр живописи для игры в дротики.
Демонесса не разделяла моего негодования, она не находила ничего прекрасного в старинных стенах и тихой гармонии Бармута.
– Зато мы знаем, где произойдет встреча суфражисток, – сказала Франсуаз. – И это произойдет прямо сейчас. Знаешь, Майкл, это так удачно! Мы хотели познакомиться с ними поближе, и вот они проводят митинг, словно специально для нас!
– Везение здесь ни при чем. – Я вынул золотой брегет на цепочке и сверился с ним. – Я видел такую же прокламацию, когда мы въезжали в город. Ты сидела к ней спиной… Поэтому я точно знал, когда нам будет удобнее познакомиться с травницей Саути.
– Вы точно хотите, чтобы я высадил вас здесь? – Возница посмотрел на нас с хмурым сомнением крестьянина. – Это не самое лучшее место в Бармуте…
– Нам это известно, – произнесла Франсуаз. – Но, насколько я знаю, в этом саду были совершены только два первых убийства.
Извозчик нагнулся, чтобы взять у красавицы соверен; легкая коляска качнулась под его тяжестью.
– Кто говорит об убийствах, леди? Вам-то их нечего опасаться.
Он окинул взглядом сильную фигуру девушки и рукоять клинка за ее плечами.
– Я толкую о тех ненормальных, что собираются здесь по вечерам. Раза два в неделю, а то и три. Лучше вам с ними не встречаться – все они с приветом.
– Не беспокойтесь, – ответил я. – Она тоже. Извозчик посмотрел на нас без одобрения. Он стегнул лошадь, и коляска двинулась по мощеной улице, покачиваясь, словно легкий кораблик на веселых волнах.
– Что это значит – я с приветом? – воскликнула Франсуаз.
– Поверь, Френки, – отвечал я, – тебе не понравится, если я объясню.
Городской парк Бармута встретил нас тишиной. Это было прекрасное место для того, чтобы побыть наедине с собой, прислушаться к своим мыслям и внять гармонии мира.
Но злая кривизна мира проявляется именно в том, что, чем больше тихий уголок создан для уединения, тем большее число людей спешат сюда, желая насладиться им; и отрешенная обитель спокойствия превращается в галдящее сборище невежд, которым неведомы ни цель их существования, ни попытки постичь ее.
Парк уходил вниз склонами холмов и поднимался волнами; здесь можно было ходить часами и постоянно оказываться в новом его уголке. Его стоило узнать полностью, до последней тропинки, до последнего камешка, и каждый день общаться с ним – таким знакомым, и открывать нечто новое уже не в нем, но в себе.