Гонг торговца фарфором
Шрифт:
Фрау Вайдлих рыдает.
Фрида Мюллер и Ангелика Майер уже несколько дней назад из реанимации возвращены в свою палату. Ангелика упорствует в своем неприятии медицины. Подошедшему к ее кровати профессору она заявляет:
— Весь этот яд только усиливает мою болезнь, пусть сестры прекратят его давать, иначе я не выйду отсюда.
— Без медицинской помощи вы бы давно умерли, — отвечал тот. — Вы отлично себя чувствуете, но, чем лучше вы себя чувствуете, тем больше брюзжите. Завтра встанете вы, а фрау Мюллер уже сегодня.
Поддерживаемая с обеих сторон, фрау Мюллер
— Как новорожденная, — говорит шестидесятипятилетняя со стимулятором у сердца. Снова лежа в постели, она шепчет: — Если бы мой муж дожил до этого.
— Вот порадуются ваши дети и внуки, — говорит Марианна. — Кем, собственно, был ваш муж?
— Мой муж был кочегаром на локомотиве… — Она вытирает слезы. — Умер три года назад — от болезни сердца. Не думайте, что кочегар такая простая профессия. Муж, — продолжает она, — всегда говорил: кто работает головой, экономит мускулы. Боже мой, как долго не могла я вспомнить эти слова… какая удачная операция. Кто же ее все-таки делал? Могу ли я послать всем врачам сразу корзину грибов, или они обидятся?
— Они очень любят грибы, — говорит Криста.
— Да, мой муж всегда говорил: бывают кочегары, которые швыряют лопатой черное на черное. С ним такого никогда не случалось.
— Не совсем понимаю, — говорит Марианна.
— Настоящий кочегар ждет, пока угли нагреются до красного каления, и лишь тогда подбрасывает новые, Некоторые работают бездумно, не следят, сколько вагонов тащит локомотив и чем они заполнены. И получается, что такой кочегар для перевозки пяти вагонов с древесной шерстью расходует столько же угля, сколько для состава из пятнадцати вагонов со станками. Хотите верьте, хотите нет, но некоторые для собственного удовольствия пять раз в течение дня открывают аварийный вентиль, не думая о том, что при этом каждый раз бесполезно сжигается полтора центнера угля. Некоторые…
Приносят обед.
Ангелика ковыряет вилкой в тарелке, морщится и сетует:
— Всегда один и тот же соус, все здесь невкусно.
Марианна с трудом сдерживается:
— Вы всегда чем-нибудь недовольны, по-моему, еда вкусная.
— А вы сразу все подводите под политику, — говорит Ангелика, набивая рот картофельным пюре.
Марианну охватывает бессильная ярость. Ей хотелось бы сказать то, что она думает: на такую вот мы расходуем шесть тысяч марок в твердой валюте, чтобы сохранить ей жизнь.
После обеденного перерыва появляется Зуза Хольц с елочными ветвями, лентами и свечами.
— Я пыталась дома изготовить к рождеству елочные украшения, но, по-видимому, оказалась очень неумелой. Фрау Вайдлих, не будете ли вы добры мне помочь? Ведь садоводы это умеют.
Фрау Вайдлих берется — впервые без настоятельной просьбы, еще колеблясь и неловко — за бечевку, помогающую больному садиться. К ее постели придвигают маленький столик.
— Хорошо пахнет, — она обнюхивает ветви, — мне нужна еще проволока.
— У Ханса, безусловно, найдется, — быстро говорит Криста.
— Конечно, — восклицает Зуза Хольц, — как я могла забыть!
Она направляется в отделение медицинской электроники и нервничает, так как там проволоки не оказывается.
— Сейчас она важнее всех ваших колдовских машин.
— Слыхали, новый метод спасения человеческих жизней с помощью проволоки, — ворчит Ханс.
— Совершенно верно, — отвечает фрау Хольц, — иногда случается и такое.
Когда она возвращается, Хильда Вайдлих спит, окруженная еловой зеленью.
Марианна и Криста сообщают, что она произнесла по меньшей мере четыре фразы и на ее лице появилось некоторое подобие улыбки.
— Как у грудных детей, когда порой не знаешь, была это улыбка или гримаса, — объясняет Марианна.
Как прекрасны раннее пробуждение и уверенность в том, что каждый день приносит с собой выздоровление.
Вначале солнце появляется в ногах кровати Марианны. Ей хотелось бы попросить землю быстрее вращаться, чтобы солнце светило ей в лицо.
А может быть, не дожидаясь, самой добраться до солнца?
Осторожно пытается Марианна сползти на конец кровати. Она не может опираться на левую руку и скользит вдоль постели на спине. Но как ей повернуться? Спускать ноги с кровати строго запрещено. Пока другие напряженно за ней наблюдают, подают советы, она достигает цели, счастливая и обессиленная кладет голову на железные прутья. Как она уже самостоятельна, она заново отвоевала два метра свободы.
Чувствовать, мечтать, думать… Окно открыто на расстояние шириной в две ладони.
Здесь я лежу и сквозь узкую щель наслаждаюсь теплом солнца, которое, находясь на расстоянии около 150 миллионов километров, меня лечит, согревает и радует, словно там, высоко в небе, этот гигант находится специально для этой больничной койки, для моего лица, чтобы оно загорело, для моей раны, чтобы она зажила. Я читала где-то, что на каждый квадратный метр земли оно расходует 1,374 киловатта энергии. И это мои 1,374, с помощью которых оно обеспечивает мне персональный комфорт.
Меня радует, что, кроме меня, этим комфортом наслаждаются миллиарды других людей. Человечество совершило великие открытия. Люди когда-нибудь научатся по своему усмотрению включать над своими странами энергию солнца и свежесть дождя.
К чему людям было изобретать, как посредством искусственно полученной энергии убивать, душить, сжигать миллионы людей? Неужели это единственный выход из ими же созданных трудностей? Никому не позволено решать возникающие конфликты, уничтожая своих соседей или братьев, это противоречит морали и закону.
Но разве убийство не преступление во сто крат более страшное, если речь идет о миллионах людей? Даже сама возможность подобного преступления должна быть исключена, а любая попытка оправдать его должна сурово караться, объявляться вне закона.
Мысли, чувства, мечты вращаются вокруг квадратного метра земли, вокруг всего земного шара…
Сегодня Марианна еще ничего не знает о Биргит. Как только кто-нибудь зайдет, она попросит передать ей привет. У сестры Трауты она хотела бы узнать, не разрешат ли ей повидать Биргит, это не только доставило бы радость Марианне, но, возможно, хорошо подействовало и на ребенка. По-видимому, ей не разрешат.