Гонг торговца фарфором
Шрифт:
Андреас тоже пробует отряхнуться по-коровьи. Но ничего не получается.
Коровы своими копытами истоптали весь берег. Андреас сердится, ведь он хотел именно на этом месте устроиться потом с родителями.
Но может быть, коровы тоже думают: зачем этот мальчик нам мешает, топает тут по нашему корму, а там еще двое взрослых накинули одеяло на нашу траву. А вдруг коровы и вправду так думают?
Андреас понимает, что на самом деле коровы думать не умеют, они ведь не знают слов, с помощью которых можно думать. Но они все чувствуют.
Они чувствуют, идет дождь или светит солнце и какая трава — зеленая и сочная или серая и сухая. И мычат
Коровы выходят из озера. И так уж вода от разворошенного ила будет мутной, а теперь они еще и лепешки оставили на берегу. На них тут же уселись синие мухи, Андреас снова сердится. Он все еще держит в руках палку и теперь лупит ею коров по заду. Они удирают большущими скачками, Андреас мчится следом и гонит коров вдоль лощины. Каждая корова раза в четыре больше него. Но Андреас сильнее, он гонит перед собой двенадцать коров.
Последняя корова вдруг останавливается, оборачивается и косится на Андреаса. Опускает голову с острыми рогами. Он так и застывает на месте. Не может даже позвать отца: у него пропал голос. Корова поднимает голову. Дышит ему в лицо. И опять уже Андреас может двигаться, он во весь дух мчится к водопою и по шею влезает в воду. Затем медленно оборачивается. Корова наверху мирно жует траву. Андреас для нее просто не существует.
Родители все еще спят. Андреас уже знает: в первый день отпуска они спят долго.
Он смотрит на небо. Солнце еще не добралось до дуба на вершине холма, полдень еще не скоро.
По склонам растет ежевика. Заросли такие густые, что туда никому не проникнуть. Андреас решил набрать ягод на десерт. Взяв полиэтиленовый пакет, он идет на солнечную сторону. В тени ягоды еще неспелые. Это хорошо, значит, в лесу будет малина. Последние ягоды малины засыхают, как раз когда ежевика поспевает на теневой стороне.
Андреас каждый год ездит сюда отдыхать с родителями.
Черные блестящие ягоды висят среди зеленых листьев. Он отправляет в рот полную горсть и медленно давит ягоды языком. Зимой он иногда вспоминает вкус первой ежевики, и ему даже страшно делается: что, если это время больше не наступит?
Он становится на цыпочки и тянет руку сквозь шипы. На загорелой коже остаются белые полоски. А пакет все тяжелее.
По зеленому листку справа от него что-то движется. Андреас замирает с вытянутой рукой. Даже головы не поворачивает, только зрачки у него бегают. Лист легонько дрожит, но никакой зверь не поднимается со светлой зелени.
Солнце слепит Андреаса, он теперь плохо видит. Осторожно шевелит рукой, И вдруг через его руку перепрыгивает крохотная лягушка. Не простая коричневая, какие во множестве скачут по траве у его ног, когда он ходит к маленькому пруду, а настоящая квакша, чуть-чуть побольше мухи, такая же зеленая, как лист, на котором она сидела, и потому совсем незаметная. И вдруг, как будто он натренировал свой взгляд на первой лягушке, Андреас видит три… пять… шесть махоньких лягушек, которые сидят на листьях. Он прекрасно знает, что сможет поймать от силы одну, только он ее схватит — остальные ускачут.
Квакши встречаются редко. Бывало, они с Па все каникулы искали их, но зря.
Андреас расставляет ноги пошире, чтобы увереннее стоять, и задерживает дыхание. Одно молниеносное движение — и вот уже в его кулаке бьется холодная щекотная лягушка. Свободной рукой Андреас быстро срывает несколько листочков и опрометью бежит к лодке, вытаскивает из-под кормы стеклянную банку, засовывает в нее листья, сажает на них лягушку, закрывает банку бумажной крышкой с дырочками и завязывает. Потом он сделает крохотную деревянную лесенку, лягушки любят лазать. Но с лесенкой можно не торопиться, лягушка и так карабкается вверх по стеклянной стенке. Андреас думает о том, что людям все-таки многого недостает. Умей мы запросто держаться на любой стене, строителям не понадобились бы леса, а дома можно было бы строить без лестниц.
От страха его лягушка побледнела, вот в этом она похожа на человека.
Андреас возвращается к зарослям ежевики. Лягушек там больше нет, а ему так хотелось бы поймать еще одну. Вон она, на кусте шиповника! У Андреаса глаза лезут на лоб, но он продолжает смотреть, хотя и не хочет этого видеть. Он прикрывает глаза рукой, но все равно смотрит. Маленькая лягушка дрожит, приподнимается, пробует повернуться и не может сдвинуться с места. Она напоролась на острый шип, а по соседству висит скелет жука. Шипы увешаны останками мертвых животных!
Андреас размышляет. Помогать лягушке не имеет смысла. Она все равно умрет, даже если он ее и снимет с шипа, слишком велика рана. Андреас любит птиц, но жулана ненавидит, ведь он так ужасно мучает живых тварей. Прежде чем сожрать, он насаживает их на колючки. Андреас понимает, что ненавидеть за это птицу — глупо. Улитке ведь тоже неприятно, когда дрозд разбивает ее домик, чтобы полакомиться ею.
А что он сам делает с дождевыми червями? Выкапывает их из теплой темной земли, живьем насаживает на острые крючки, опускает в холодную воду и радуется, когда рыба расправляется с ними.
А кто не дрогнув берет нож и отрезает у пойманной рыбы голову?
— Я не против жулана! — пять раз повторяет про себя Андреас и опять глядит на лягушку, у которой еще дергаются лапки. Ему хотелось бы сейчас лежать между Па и Мум. Они освободят ему местечко, что-то пробормочут во сне и все-таки будут знать, что он с ними.
Он медленно бредет по лугу — и ноги у него прирастают к земле. Перед ним гриб. Чуть подальше второй, и еще один. Андреас находит пять великолепных шампиньонов. Они как раз такие, как он любит, — не слишком маленькие, когда у них шляпка как шарик, и не слишком большие, когда шляпка как тарелка. Андреас обнюхивает каждый гриб. Если шампиньон пахнет аптекой и от него желтеют пальцы, значит он несъедобный. Будь тут Мум она бы с каждым шампиньоном бегала к лесничему Бертраму спрашивать, не умрет ли от них вся семья. Вообще Мум и грибы… Иногда это портит ему все удовольствие от поисков…
Прошлый год выдался на редкость грибным, потому что было много дождей. Они в первый же день поплыли на лодке к большому лесу. И на Андреасе, и на родителях были серо-зеленые брюки и темные рубашки, по цвету похожие на древесную кору. Они высадились в заросшей кувшинками бухточке и тихо вошли в лес, стараясь не спугнуть зверей и птиц. Андреас внимательно смотрел под ноги, чтобы не наступить на сухую ветку.
И вдруг, забыв об осторожности, радостно подпрыгнул.
На поляне, среди высоких буков, где за все годы он не видал ни одного гриба, Андреас обнаружил множество толстых боровиков, и тут, и там, и везде. Он не знал, с какого начать. Коричневые шляпки у них как бархат, а ножки белые, крепенькие, без единого червяка. Нет гриба красивее, и ни один не пахнет так здорово.