Гонг торговца фарфором
Шрифт:
— Но не ты? Этого же не может быть. А Па?
— Па — нет. У него были другие родители.
— Мум, это неправда, ты просто так говоришь, чтобы надо мной посмеяться.
— С этим я не шучу. Но тогда так было. Мы не знали ничего другого. Кончай свои уроки.
Но он отложил ручку и в отчаянии взглянул на Мум.
— Анди, в чем дело?
— Но ведь не ты, — повторил он, — не ты, Мум.
— Мне было десять лет, Андреас, — тихо проговорила Мум.
Она кричала «хайль Гитлер!», когда ей было столько
— Это все неправда, — прошептал он про себя.
— Ну, хватит, — сказал Па.
Мум вышла из комнаты.
Па все ему объяснил. Рассказал о социализме, который может изменить миллионы людей и даже весь мир.
Ничего нового Андреас не узнал.
— Посмотри на Мум, есть ли человек честнее ее?
Андреас покачал головой. Но в этот вечер он не поцеловал ее перед сном.
— Как поживает ваша мама? — спросила Мум у фрау Шрайбер в магазине, и ответ спугнул мысли Андреаса.
— Наша мать при смерти, — говорит фрау Шрайбер. — Приехали в гости мои братья из Западной Германии, и мама сказала: «Я хотела еще разок увидеться с вами, но не хочу, чтобы вы второй раз пускались в такой далекий путь на мои похороны». И вот уже три дня не встает с постели.
Андреас никак не мог этого уразуметь. В прошлом году ей исполнилось восемьдесят пять, у нее до сих пор были дела — штопать чулки, пасти гусей, обрывать ростки со старой картошки, завязывать банты правнучкам.
И береза продолжает расти.
Ему становится грустно.
— Я буду тоже звонить в колокола, — говорит он.
— Сделай это, мой мальчик, — говорит фрау Шрайбер. — Пусть она порадуется.
Церковь стоит на деревенской площади, неподалеку от дома Кербе. Колокола висят не на колокольне, а на перекладине внизу, возле церкви.
Когда в деревне кто-то умирает, колокола звонят. Трое мужчин, стоя на церковном дворе, тянут за колокольный канат. Как-то у себя наверху Андреас услышал гудение колоколов, ужасающе громкое, оно заполняло всю комнату. Он посмотрел вниз, на мужчин, на раскачивающиеся колокола, и стал гадать, кто же из стариков умер. Долго он не выдержал и побежал вниз.
Церковный двор огорожен старыми, наваленными один на другой камнями, найденными в поле. Все камни разной формы… Они не скреплены цементом, и все-таки стена стоит уже больше ста лет.
Андреас тогда в спешке перелез через стену и тоже ухватился за канат. Сверху это казалось совсем легко, но на самом деле это была тяжелая работа.
Мать фрау Шрайбер в своем черном платье с молитвенником под мышкой каждое воскресенье ходила в церковь. Неужели она верит, что теперь на небе предстанет перед господом богом и будет дальше жить на облаке?
Может быть, совсем старые люди и вправду в такое верят? А молодые?
Андреас один раз спросил ее правнука:
— А можешь ты мне наизусть сказать молитву?
Дитеру было одиннадцать лет.
— В обед, например, говорят: «Приди, господи Иисусе Христе, будь нашим гостем и благослови дары свои».
— А зачем вам каждый день гость к обеду? И почему он вам что-то дарит? Овощи твоя мама сажала, мясо — от вашей свиньи, а пудинг — из вишен и смородины, которые растут у вас в саду. И…
— Я покажу тебе барсучью нору, — сказал Дитер, и они побежали в лес.
Наконец подошла очередь Мум. Жевательную резинку Андреасу приходится покупать самому, потому что Мум этого не одобряет.
Здешнюю пивную никто не счел бы уютной, но другой в деревне нет, и потому по вечерам там всегда много мужчин.
Андреас еще с улицы слышит шум. Он поднимается на крыльцо и сквозь толпу протискивается внутрь. Мум следует за ним.
Распутин неподвижно лежит на полу. Фрау Распутин сидит на стуле и всхлипывает. Па стоит посреди зала, он потерял один башмак, щека у него в крови.
Остальные посетители стоят по стенам.
Андреас сразу понимает: Распутин Второй, так же как его предшественник, монах, убит.
И этот герой — Па?
Андреас поднимает глаза на Мум. Она шепчет:
— Но Вальтер!..
Тут «убитый» открывает глаза, садится и мизинцем подзывает свою жену. Та подбегает и пытается ему помочь. Больше никто ему не помогает. Он бормочет что-то невнятное и, прихрамывая, выходит из зала.
— Но Вальтер… — повторяет Мум.
Мупа выходят во двор.
— Ты зря так испугалась, — говорит Па. — Я вхожу, открываю дверь на кухню, потому что в зале опять никого не обслуживают, и вижу, что Распутин стоит у плиты и колотит свою жену. Этого я стерпеть не мог, надо же в конце концов было высказать ему свое мнение!
— Высказать — да, — отвечает Мум.
Вилли Кён, толстый бухгалтер кооператива, догнал их.
— Вальтер, оставайся, так хорошо начался вечер.
— Каждый из нас поднесет вам по рюмочке, — говорит Эрвин, белокурый тракторист.
— Вы малый что надо, — говорит его близнец, скотник.
Выходят десять человек и приглашают Мум и Па сесть на стулья перед пивной.
— Не каждый рискнет связаться с Распутиным.
— Давно пора.
Андреас пылает от гордости, все хвалят его отца. Он взглядывает на Мум. Он знает, как она радуется, когда хвалят отца, но сейчас у нее такое лицо… Ему кажется, что дома она захочет «серьезно поговорить с Па».
Все чокаются с отцом, и он пьет вместе с ними. Кровь на щеке запеклась.