Гонимые и неизгнанные
Шрифт:
Всю жизнь Михаил Александрович и Наталья Дмитриевна помогали бедным и страждущим. Предельно насыщена духовно, интеллектуально их жизнь. Гостеприимный дом Фонвизиных был средоточием культурной жизни - и в Красноярске, и в Тобольске. П.С. Пушкин, как это видно по письмам М.А. Фонвизина, становился ближе им с каждым годом, их духовное родство обнаруживалось все явственнее.
С годами духовная близость неразрывно соединит Павла Сергеевича с Е.П. Оболенским, П.Н. Свистуновым, И.И. Пушиным. И все же до конца дней его самым близким, родным останется "сердечный друг" Наталья Дмитриевна.
Безусловно,
Наибольшее число обнаруженных писем - 105 - адресованы И.И. Пущину: они образуют "кусты" писем 1841-1843 годов и 1854-1858 годов и сохранились в знаменитых пущинских тетрадях, переплетенных по годам (кстати, часть тетрадей переплетал для друга П.С. Пушкин).
Надо сказать, что отношения Пушкина и Пущина в годы каторги были, видимо, дружеские, но не близкие. И лишь в первые поселенские годы Пущина думается, с того тяжелого для него 1841-го, когда Павел Сергеевич настоял на том, чтобы Пущин приехал в Тобольск лечиться у Г.М. Дьякова, началось их постепенное сближение.
Шли годы, переписка между И. Пущиным и П. Пушкиным была постоянной и активной, их отношения теплели с каждым годом. Обращает на себя внимание, что предупредительно-уважительное 30-40-х годов "любезный друг Иван Иванович" сменяется у П. Пушкина на уверенно-определенное "любезный друг мой" и обращение на "ты". Их дружба 50-х годов - это скорее сердечное братство. К тому же П.С. Пушкин оказывается вершителем судьбы не только И.И. Пущина, но и другого своего близкого друга - Н.Д. Фонвизиной.
Вот такие письма
Они написаны Павлом Пушкиным в 1838 году самым близким ему духовно Н.Д. Фонвизиной, М.А. Фонвизину и Е.П. Оболенскому и, думается, не нуждаются в комментарии.
Н.Д. Фонвизиной
22 января
Тяжело, мне очень тяжело, что письмо мое ещё больше вас встревожило. Что же делать, голубка моя, нельзя было навсегда оставлять вас в заблуждении, не сказав вам всей правды. Но я уверен, что если оно вас и встревожило, то встревожило к вашей пользе. Чувство ваше уже теперь, ничего не видя, сделалось святее, хотя оно ещё так жгуче, что заглушает любовь к Богу. Но зато столько уже бескорыстно, что вы забываете себя для спасения другого...
Господь, умудряющий слепцов, научит и меня сделать это как можно для обоих вас полезнее. Ваша твердая решимость освободиться от этого тяжкого греха и получить в нем церковное разрешение уже вперед вас от него освобождает.
Н.Д. Фонвизиной
26 января
Любезная моя, горькая, безотрадная! Письмо ваше вчера я в волнениях и нетерпении прочел с единою болью сердечною. А сегодня облил его слезами. Подлинно искушение ваше таково, что я не читал ему ничего подобного. Но мне отрадно ещё видеть,
Умоляю вас детьми вашими, которых вы носили в своей утробе, а теперь забываете, умоляю вас тем лицом, для которого вы все это делаете. Умоляю, наконец, моею к вам дружбою, которая так сильна, что я не имел её в такой степени ни к одной из родных сестер моих. Положите вечную и непримиримую вражду с врагом Бога вашего.
Страсть ваша сама по себе хотя есть несчастное и виновное заблуждение, но она более достойна плача, нежели осуждения, ибо сама собой наказывается, делаясь для вас нестерпимою мукою. Сам Господь смотрит на вас с состраданием, он это показал на блуднице, которая зашла далее, нежели вы.
Посмотрите, как вы легкомысленны и как враг вас обманывает. Не говорили вы: "Только бы мне остаться до лета, то я бы серьезно принялась бороться с собою"? Я вам предлагаю самое легкое - лечитесь через того, кем ушиблись. А вы это откладываете, боитесь потерять любовь человека, а не боитесь потерять любви Божьей. Если бы это был человек, нисколько к вам не расположенный, то надо быть извергом, чтобы не принять участие. Вы толкуете также о погибели, и все это одни слова и обман лукавого. Если бы вы знали, что значит погибель, то все кости бы в вас задрожали - и этого спасительного страха достаточно было бы затушить всякую страсть.
Знаете ли, что погибель есть вечное отсутствие Божества, отсутствие всякого доброго и отрадного чувства, отсутствие всего доброго и благого. Воля ваша, вам надо опомниться. Что это? Сидите, ничего не делаете и предаетесь помыслам. Чувствуете свой пожар и сами раздуваете пламя. Толкуете о смерти и думаете, что она вас от всего избавит. Смерть избавляет только от телесных страданий, и то когда приходит по воле Божьей. А душевные вместе с душою и переходят; от них надо исцеляться здесь, а не там.
Вам не смерти надо просить у Бога, а жизни и исцеления, чтобы он обратил ваше сердце опять к себе, утвердил закон спасения и упрочил возможность быть вместе с теми, кого вы любите. Ибо души одних спасаемых будут вместе, а души грешных будут лишены и сего утешения. Это не мои слова, а святого Афанасия Великого и других святых, которые то же утверждают.
Даже лишены будут того утешения, чтобы представить себе хотя образ любимого, потому что та способность воображения, через которую это делается, вместе с разлучением души от тела уничтожается. Она составляет связь души с телом. Эта связь порывается, ибо дана нам как необходимое оружие, пока мы находимся в образном мире. Если бы представления эти переходили с нами туда, то и сребролюбец имел бы некоторое утешение. Он мысленно и там бы пересчитывал свои червонцы. Но нет, болезнь души, томление останется, а удовлетворения и утешения не будет. Это лучше Тантала, который сгорает от жажды, но не видит воды.