Гонки со смертью
Шрифт:
Сайт этот был организован для сбора пожертвований в Фонд Шэрлин, который занимался финансированием детского медицинского центра в Мемфисе под названием «Счастливое детство». Только вот счастливого детства у малыша Шэрлин не получилось — он умер, едва появившись на свет, вместе со своею мамой.
Я старательно мотала головой, надеясь, что горячая вода приведет меня в чувство.
В архивах «Цинциннати инкуайерер» сохранилось несколько публикаций об аварии, унесшей жизни Марси Якульски и ее спутников. Это была крупная авария — из-за неполадки
Намыливаясь, я продолжала размышлять.
Что-то шло вкривь и вкось. Я чувствовала это нутром — что-то близкое и очень опасное и такое же усыпляюще-неуловимое, как вращение винта, изрубившего на куски Тэда Горовица. Но связать происходящее с чем-либо я затруднялась и не могла найти ни одного обыденного объяснения смерти моих одноклассников. Только чувствовала, что этот ужас с головокружительной скоростью приближается ко мне.
Мать постучалась в дверь ванной и крикнула:
— Телефон! Валери Скиннер звонит.
Я выключила воду, обмоталась полотенцем и просунула руку в дверь, чтобы взять у матери мобильник.
— Валери?
— Я прочла твое письмо и скажу тебе — нисколько не смешно.
— Да мне, знаешь ли, не до смеха.
Голос ее звучал хрипло.
— Все кому не лень высказывают свои дурацкие предположения по поводу моей болезни и потчуют доморощенными советами, как лечиться. Но твоя теория заговора — это что-то новенькое! Но больше всего мне обидно, что ты вздумала вывалить ее на меня в такой момент.
Я вытерла мокрое лицо.
— Послушай, Валери, я не психопатка и не развлекаюсь мщением. Позвони Томми, и он подтвердит мои слова. Он тоже так считает.
В трубке повисла мертвая тишина.
— Эй, ты там?
— Нет, ты и вправду серьезно? — Валери после паузы вновь заговорила. — Можешь поклясться?
— Клянусь!
— Вот черт! — Ее хриплый голос дрогнул. — Ладно. Я просто тебя проверила. Хотела убедиться, что ты надо мною не изгаляешься.
Я потуже обмоталась полотенцем.
— С какой стати мне над тобой изгаляться?
— Ой, только не надо разговаривать со мной как с душевнобольной! Если человек не в психушке, значит, он не душевнобольной. — Логичный довод. Дрожь в ее голосе теперь звучала отчетливее. — А я, знаешь, прямо-таки не просыхаю с тех пор, как вернулась из Чайна-Лейк. Все думаю об этих фотографиях на доске некрологов. А в тот день… Ты помнишь, как они забрали у нас одежду и заставили идти в душ? И потом… Помнишь, как они все время обследовали нас, будто знали о каких-то последствиях?
— Да, я помню.
— Черт возьми!
— Похоже, это связано с осуществлявшимся в Чайна-Лейк проектом под названием «Южная звезда». Тебе это о чем-нибудь говорит?
— Нет.
— А Морин Суэйзи, «Примакон лабораторис»?
— Нет. — Голос ее совсем ослаб. — Считаешь, военные что-то сделали с нами и теперь пытаются замести следы?
— Только не военные. И никаких следов, насколько я понимаю, никто не заметает. Уж не знаю почему, но какой-то серийный убийца вбил себе в голову, что мы должны стать его жертвами.
Она прерывисто дышала в трубку.
— Слушай, а мне и вправду страшно.
У меня защемило под ложечкой.
— Ты хоть не одна сейчас?
— Сейчас одна.
— А почему не позовешь кого-нибудь?
— Не хочу.
— Ну это ты зря. Может, пригласить кого-то из родственников или друзей? Может…
— У меня никого нет. — Она произнесла это с такой интонацией, что мое сердце сжалось. Я искала слова, но она меня опередила. Ее голос звучал теперь жестче. — Да ты не волнуйся. Сегодня я ложусь в больницу на обследование. Там уж точно буду не одна, а в окружении медперсонала.
— Постой-ка, Вэл, но ты ведь потом не поедешь домой самостоятельно? Ведь, насколько я знаю, химиотерапия очень тяжелая вещь…
— У меня не рак.
Я, что называется, прикусила язык.
— Не рак? А что же?
— Спроси чего полегче!
— Так ты и сама не знаешь?!
— Нет, не знаю. И… — Она помолчала. — Слушай, мне надо идти. Можно, я перезвоню тебе позже?
— Конечно. Звони, когда хочешь.
К ней вернулось прежнее спокойствие.
— Эта штуковина у меня в голове… И постепенно разъедает мой мозг. Прогрызает в нем дырки.
Меня замутило.
— Еще несколько таких туннелей, и со мною будет покончено. Речь идет о считанных месяцах, — сказала она. — Поэтому мне интересно, как этот ублюдочный маньяк собирается проделать во мне еще сколько-то там дырок.
В восемь утра мы с матерью ползли черепашьим шагом в ее машине по забитому до отказа шоссе Эль-Камино-реал, пытаясь добраться до аэропорта Сан-Франциско. Золотистый солнечный свет вместе с маминой лимонно-желтой блузкой и серебристыми волосами били своей яркостью по глазам. Загородившись от этого буйства красок солнечными очками, я послала Джесси на мобильник сообщение с номером своего рейса.
Мать мельком глянула на телефон.
— Он небось в ужасе от того, что надо ехать в Лос-Анджелес и встречать тебя?
— Нет. Папа его так напугал, что он теперь от меня ни на шаг.
— Ну надо же! А ведь Джесси принадлежит к тому малому числу людей, которых даже твоему папе не так-то легко запугать. — В ее улыбке я уловила легкую язвительность. — Он твой страж, Эв.
Я осторожно улыбнулась в ответ. Она сейчас не только шутливо прошлась по адресу отца, но еще и меня подталкивала к откровениям.