Гонки со смертью

Гардинер Мэг

В коридоре со стуком ткнулся в стену пылесос. От неожиданности Койот даже дернулся. И растерянно заморгал, голова закружилась. Он посмотрел на руку. Кровь морщинками собралась на сгибах ладони. Нож валялся на полу.

У него снова случился приступ. Наваждение.

Раздосадованный, он подобрал нож, очистил лезвие и убрал его в кейс. Такое случалось уже трижды за последние шесть недель. А ведь надо как-то контролировать себя. Может, увеличить дозу? Он посмотрел на аптечку. Препарата осталось всего на три укола.

В голове стоял грохот.

Он с усилием прогнал его, сел за стол, разложил перед собой школьный ежегодник, буклет «В стенах родной школы», свои записи и дневник и приступил к сверке информации. Совсем мало осталось там этих бестолковых никчемных людей, этих ничтожеств, не ведающих о силе, дремлющей внутри них. Не ведающих и неспособных почувствовать ее пробуждение вплоть до самого последнего момента, предшествующего смерти. Вот почему он выбрал именно их. Они были… его наваждением. Он листал школьный буклет, ища нужное имя. Потом по карте отыскал адрес, и ощущение начавшейся миссии вернулось. Ему предстояло разработать тщательный план, потому что концовку он уже видел — во сне. Да, у него было видение, и он твердо знал, что на сей раз это будет огонь.

Мать уселась рядом со мной за стол. Ее мудрые проницательные глаза, как всегда, весело лучились.

— Помнишь вашу поездку с классом в каньон Изменника? В тот день все и случилось, — сказала она.

— Взрыв.

Перед глазами у меня снова возникла та картина — яркая вспышка, содрогнувшийся воздух и бетонные строения, скрывшиеся за густой пеленой дыма. Мне вспомнился джип, мчащийся в гору, преследующий меня и моих товарищей.

— Родителям тогда ничего не сказали, но могу поклясться, что это была «Южная звезда».

— А что там случилось?

— Что случилось? Не знаю. Авария или, может, эксперимент не удался. — Она пожала плечами. — Знаю только, что вас очень ругали.

Я словно наяву слышала гудение вертолетных винтов, поднимающееся над каньоном. Воздушная волна вихрем вздымала песок. На земле сидела Валери с разбитым носом. Сидела молча, потрясенная случившимся, как и я. Потом к ней подбежала мисс Шепард.

А ко мне подошел военный.

От него пахло порохом и машинным маслом. Мрачное дуло его винтовки напугало меня до полусмерти. Он схватил меня за локоть и потащил к автобусу. Одноклассники смотрели с затаенным смущением и, по-видимому, страхом. «Давай, поехал!» — рявкнул он на водителя. Тот захлопнул двери автобуса, и мы двинулись в сторону шоссе. Все молчали, никто не проронил ни слова. Военный стоял на ступеньках у двери, подпрыгивая вместе с автобусом на ухабах.

Навстречу мимо нас пронеслись джипы и военный грузовик. Визжа тормозами, они остановились около вертолета. Задняя дверца грузовика распахнулась, и оттуда на землю попрыгали люди.

— На них были костюмы химзащиты, — сказала я.

Оливково-зеленые, с капюшонами и специальными намордниками. Пилоту вертолета сразу же выдали противогаз. При них были чемоданчики с медицинским снаряжением,

как у парамедиков. Один забрался в вертолет и тут же приступил к работе. На борту вертолета были раненые и пораженные.

Глаза у матери горели.

— Потом мы узнали, что ваш школьный автобус изъяли. Военные увезли его и сожгли где-то на полигоне.

— А с нами как же? — хрипло спросила я.

— Вас всех первым делом отправили в душ при спортзале. Потом переодели в защитную спецодежду, в которой вам надлежало ходить дома. А всю верхнюю одежду увезли на спецобработку на полигон.

— Я что-то этого не помню.

— Потому что тебя не пустили с остальными.

Я кивнула:

— Да, мне пришлось дожидаться отца. Меня тогда загнали в… комнату для спортинвентаря.

— С вами четверыми беседовали отдельно. С каждым по очереди. — От неприятных воспоминаний лицо матери раскраснелось. — Можешь себе представить, как я тогда рассвирепела? Нет, это ж надо — тринадцатилетних ребятишек, которые и без того пострадали из-за чьей-то халатности, изолировать от всех и подвергнуть допросу! И меня к тебе не пускали. Не пускали мать к ребенку, облученному черт знает чем! Эти гребаные кретины из службы безопасности!

И прибавила такое, что у меня даже дух захватило, — ведь мать никогда не выражалась нецензурно.

— Эти безмозглые службисты! Мне аж дурно становится, как подумаю, что ты тогда пережила!

— Мам, да я тогда думала, что весь этот сыр-бор разгорелся из-за того, что я съездила по роже Валери.

— О Господи, детка! Если б так!..

В тесной душной комнате, где хранился спортинвентарь, я едва не теряла сознание от ощущения замкнутости пространства. На лице и руке так и осталась запекшаяся кровь. Я жадно ловила ртом воздух, словно боялась, что мне его не хватит.

С минуты на минуту я ждала прибытия полиции. Думала, что меня собираются арестовать за избиение Валери. Я не сомневалась, что меня выведут под конвоем, и она будет тыкать в меня пальцем, рыдать и кричать, что я даже ничуточки не раскаялась.

А вдруг меня отправят в колонию для малолетних преступников? Глотка сжималась от одной только мысли об этом. Колония для малолеток находилась в Бейкерсфилде, то есть в двух часах езды от Чайна-Лейк.

Потом я услышала в коридоре голос отца — зычный, басовитый, словно пушечная канонада. Он открыл дверь в комнатушку.

— Пошли, Котенок!

Я бросилась наружу, как кошка, которую выпустили из коробки. В коридоре толпились военные, и среди них я увидела директора школы мистера Миклесона.

Ткнув в мою сторону пальцем, он объявил приговор — две недели домашнего режима.

— Начиная с этого момента. Вы слышите меня, мисс Делани?

А я только тупо пялилась в пол и думала лишь о том, как бы не описаться. Пальцы мои онемели и не гнулись. Никто меня не арестовал, но отец был разъярен. Он молча повел меня прочь по коридору и даже сам нес мой рюкзак.